Набравшись смелости, девушка, а звали ее Анка, наконец заговорила. Она потушила свечу, послушно начала историю, что услышала некогда от своей бабки, и история эта была о том месте, где они впятером и сидели.

Кладбище-то было на все село одно и, можно сказать без преуменьшения, живое. Оно росло ежедневно, заселяя в свои владения одного, а то и двух жильцов зараз. Многими легендами овеян был погост, говорили и о блуждающих мертвецах, и о безумных черных колдунах, что ночевали в чужих гробах, да о призраках, конечно же. Но не это всех пугало, ведь что мертвецы да неупокоенные духи? Все сказки это, так считали. Кто уж действительно страху наводил, так местный смотритель кладбища. Точнее, смотрительница. Старая карга, что пережила абсолютно всех в селе.

– Не помру, вечно здесь буду, – нарочито скрипящим голосом проговорила Анка, лишь смутно угадывая застывшие лица своих подружек в непроглядной темноте. – Не быть мне похороненной на этом кладбище, потому что я и так на нем живу.

Девушки прыснули над удавшейся пародией. Воодушевленная, Анка продолжала:

– Помогают старухе гробовщики-могильщики – шестеро мужичков, что, как говорят, сыновья ее.

– От кого уж она их родила? – прервала одна из слушательниц и тут же хихикнула: – От покойника?

– Да нет, от вороньего вожака, чья стая тут кружит постоянно! – насмешливо ответила другая.

– Да от статуи, что воздвигли почившему градоначальнику! Я видела, те гробовщики все равно что уродливые камни – здоровые, неповоротливые.

– А может, от лярв, что мертвой энергией питаются?

– Да не неси чепухи! Нет никаких лярв!

– А все остальное, стало быть, по вашему мнению, есть!?

– Да помолчите! – огрызнулась Анка, поежившись от странного ветерка, забравшегося за воротник. – Сейчас все расскажу, только слушайте.

Загалдели вдали потревоженные грачи, вторили лаем бездомные собаки, что армией слонялись по поселку и держали в страхе местный люд своим оборванистым видом. Тишина воцарилась, но Анка не спешила продолжать. Вслушивалась все, вглядывалась в темноту.

Белыми призраками высились над землей статуи – ангелы для усопших, оберегающие последнее пристанище. Между ними темнели кресты, а где не было крестов, там качались острые ветви облепихи. Анке казалось, что за ней наблюдают. Кто-то из-за креста, из-за крыла каменного ангела, средь облепиховых ветвей.

Подруги выразили нетерпение. Затянувшееся молчание пугало больше, чем самые жуткие слова.

– Старуха та некогда молодухой была. Красивой, завидной. И звали ее иначе – госпожа Альдона. Встретила она прекрасного юношу, да вступила с ним в союз. Но горе случилось, погиб ее муж, да детей оставить ей не успел. На этом-то кладбище его и похоронили. Не смогла она с горем справиться, не смогла отпустить его в последний путь, потому и стала дни и ночи напролет рядом с его могилой проводить. Так и вышло, что сначала стала она смотрительницей одной могилы, потом еще одной соседней, а затем и вовсе стала она смотрительницей всего кладбища. Была сначала молодухой, а после и старухой стала.

– Ну и что такого? – фыркнула одна из подружек. – Что тут жуткого? Все мы однажды старухами станем.

– А вот что, – пылко прошептала Анка. – Не просто так Альдона денно и нощно высиживала, словно ждала чего-то. Горе велико было, но да любое со временем забывается. Да и красивой она была, уж пристроилась бы в жизни. Держало ее кое-что, и не горе. Минуло как сорок дней, а стал вставать из могилы покойник, тот самый муж ее. Потому и не уходила она, потому как не отпускал он ее. Но и не совсем он это был, а некто другой, бледный, грубый, злой. Восстал он, прильнул к своей супружнице, да сквозь комья земли, забившие горло, пожаловался ей, что нет ему покоя, потому что не выполнил он свой мужнин зарок. Не оставил детей, а значит, не видать ему покоя.