Не прошло много времени, как юноша обогнул известный холм и увидал то самое жилище.

Дом отличался от деревенских. Сложенный из камня, с острой крышей и круглыми витражами, казался он каким-то чудом, пришедшим из другого мира. Вокруг дома разбит был сад из роз, гвоздик, лилий и хризантем. Особенно чудными показались Гану лилии багряного оттенка – никогда таких он не видал.

Встретила его женщина, закутанная в белую шаль. Вся она была в белом, от простого платья и туфель, до волос и ресниц. Даже глаза ее были настолько светлыми, что казались белыми. Дама словно никогда не видела солнца, а солнце не замечало ее.

– Зачем ты ко мне пришел? – спросила женщина приятным голосом, окутавшим, словно мед.

– За счастьем! – с воодушевлением ответил Ган, восторгаясь неземным обликом собеседницы.

Он глядел на нее во все глаза и не мог оторваться, но вместе с тем, чувствовал в неподвижном лице женщины что-то пугающее, таинственное, заставляющее кровь стынуть в жилах, но в этом он тоже находил определенного рода манящую привлекательность.

– Что для тебя счастье? – спрашивала тем временем дама.

– Здоровая мать, непьющий отец, спокойные младшие, – сглотнув, перечислил Ган.

– Стало быть, мать твоя больна, отец пьет, а младшие твои все время беспокойны? Не будет этого, ты будешь счастлив?

– Да!

– Войди в дом, – женщина отступила внутрь, и стало заметно темное убранство дома.

Войдя внутрь, Ган огляделся. Сразу же заметил, как много свечей расставлено на полках, на столах вдоль стен обилие еды и питья в кувшинах. Окна были зашторены и не пропускали дневного света. Царившая прохлада и сырость накрывали блаженным пологом, принося облегчение после знойной жары улицы. Запах же, что полностью завладел этим домом, давил и тревожил, но быстро начал казаться чем-то неотъемлемым, будто бы дом этот не мог пахнуть иначе. Только так.

Гана больше всего поразила не странная обстановка, а сидевшая в дальнем углу девушка, с лицом закрытым под вуалью. Девушка плакала, глухо, протяжно, с подвыванием.

– А чего это с ней? Все ли хорошо? Может, мне зайти потом? – обеспокоился Ган.

Белая дама взглянула на Гана, и по телу его проскользнул холодок.

– Ты уже вошел, – ответила она, садясь за стол, накрытый белой скатертью. Взяла она в руки колоду карт и принялась их перемешивать. – Садись. Сыграй со мной и будет тебе счастье.

Ган пожал плечами, не сводя глаз со стенающей девицы, и стоило ему сесть напротив Белой дамы, как девица словно нарочно завыла еще протяжнее, еще заунывнее. Дама же разделила колоду на две равные стопки, одну положила возле себя, вторую возле Гана, обе рубашкой кверху.

– Слушай и запоминай. В этой игре необходимо проявить смекалку и фантазию, а еще дар убеждения, если потребуется. На каждой карте свой рисунок. Игра – сражение. Я кладу карту и говорю, какой удар может нанести изображенный на карте. Ты кладешь карту в ответ, и говоришь, как может защититься и какой удар может нанести твое изображение на карте. Понял?

Ган кивнул, потирая влажные ладони. Игра казалась простой и даже детской.

– Я начну, – женщина подвернула рукав, обнажая белое запястье. Она взяла одну карту, перевернула ее и положила на стол. – Тигр. Тигр выпрыгивает из-за кустов, обрушиваясь на тебя когтями и клыками, впиваясь в твою шею.

Ган схватился за горло, чувствуя, как что-то вгрызается в него. Наваждение было таким реальным, что на миг он пришел в ужас. Но понимая, что в реальности никто на него напасть не мог, встряхнул головой и спешно вытащил свою карту.

– Флакон с ядом. Я вливаю флакон с ядом в пасть тигра, и он умирает, отравленный, – выпалил он, взмокнув всем телом. Дама в ту же секунду положила следующую карту.