Где ближе и родней была земля.

Когда предмета маг опять коснулся,

Давид предстал пред ним как человек.

В тот миг настало время расставанья,

На день, на два, а может быть навек.

Хранитель звуков произнёс: «Теперь ты

Находишься в обыденном миру.

Как только будет сыграно тобою

Что унеслось, я вновь тебя верну.

Срок поисков на самом деле малый.

Ты должен за три года всё успеть.

Надеюсь, что ничто не помешает

Цель распознать свою и рассмотреть.

Соблазнов на земле, увы, немало.

Гордыня, слава, празднество и лень…

Бессчётно отвлекающих пороков

Появятся вокруг тебя теперь.

Старайся больше слушать, глубже мыслить,

Искать сердца, где царствует любовь.

Она не только там, где пир и радость,

А чаще там, где счастье не сбылось.

Ты искренен. Таким и оставайся.

Не собирай в себя ненужный хлам.

Играть всегда душой своей старайся,

Так, как играл бы в храме лишь Богам.

Поверь, мечтаю быть с тобою рядом,

Но поступить так, знаешь, не могу.

Ступай же, ничего в пути не бойся.

Я верю в твою светлую звезду».

Давид сказал волшебнику: «Спасибо!

Учитель, Вас за всё благодарю!»,

Взгляд опустил, поднял и вдруг увидел

При лунном свете только тень свою.

И вот Давид один средь чисто поля.

Вокруг не видно было ничего,

Лишь только вдаль бегущая дорога

Легла, как указатель для него.

Гулял, траву волнуя, свежий ветер,

Мерцали в небе капли ярких звёзд.

Природа пробуждала вдохновенье,

Но музыканту было не до грёз.

Он должен был идти. Куда? Кто знает?

Являлось главным только лишь начать –

Шаг сделать в неизвестном направленье,

Чтоб вскоре хоть кого-то повстречать.

Поэтому, как здесь его поставил

Хранитель звуков – так он и пошёл.

И путь его, в период предрассветья,

В деревню неизвестную привёл.

Залаяли дворовые собаки,

Почуяв незнакомца в их краю.

В такую рань в домах все крепко спали,

Но кто-то приоткрыл вдруг дверь свою.

Быть может лай насторожил, а может

Из любопытства, или не спалось…

И юноша отчётливо услышал:

«Зайди ко мне, как долгожданный гость!»

Чуть отдохнуть, конечно же, хотелось.

Немало километров за спиной.

Давид устал, ему уже мечталось

Недолгим сном путь завершить ночной.

В дверях стоял старик худой и дряхлый.

Избушку же возможно описать:

Покошенной и с низеньким оконцем,

А также с крышей, что пора латать.

Давид сказал: «Премного благодарен!»,

Но сразу в помещенье не вошёл,

А у порога чуть остановился,

Прислушиваясь к тем, к кому пришёл.

Почувствовав тепло, что зазвучало

С особой необычной добротой,

Уставший музыкант ступил внутрь дома,

Что удивил своею простотой.

Внутри всё незатейливо, уютно:

Стол, лавки, печь и прялка у окна,

В углу сундук, на стенке – коромысло,

Под ним на лавке два больших ведра.

Старик сказал: «Поспи пока немного.

Как солнышко взойдёт – стану кормить.

Мы обо всём, что сердце беспокоит,

Тогда и сможем переговорить».

Он место указал ему на лавке,

Где было одеяльце с лоскутков,

Воды чистейшей дал ему напиться,

И пожелал спокойных, сладких снов.

Давид уснул практически мгновенно,

Мешок вместо подушки подложил,

Достав лишь изнутри смычок и скрипку,

То, чем невероятно дорожил.

Когда три раза петухи пропели,

И солнце стало тело поднимать,

Гость, выспавшись и отдохнув, поднялся.

Глядит, хозяев в доме не видать,

А на столе, как и в его пещере,

Хлеб, молоко и каша из печи.

Он так устал, что даже не услышал,

Как кто-то тихо хлопотал в ночи.

И вот, уже возможно по привычке,

Что утром нужно было прибирать,

Давид поднял смычок и чудо-скрипку,

И стал в избе приветливой играть.

Откуда-то взялись метла и тряпки,

Из-за печи притопало ведро,

Сама собой в него вода налилась,

И, как всегда, веселие пошло.

Всё вскоре чистотою заблистало,

Но музыкант не мог остановить