В нём страсть и в то же время пониманье,

Когда готов пожертвовать собой.

Мы этого с тобой не изучали,

До этих мест пока что не дошли.

И я не в силах что-либо исправить,

Ведь я храню их только лишь, увы…

Могу определить наличье фальши,

Не зная только, где их отыскать.

Вот если ты найдёшь его – поймаю,

И заточу в хранилище опять.

А если нет – прости, не в моей власти

Что-либо изменить в твоей судьбе.

Ты в этом упрекнуть меня не сможешь,

Ведь я донёс о том давно тебе.

Спуститься с гор не так-то будет просто.

Я сделать тебе это помогу.

И в этот день урок с тобой особый,

И очень важный в жизни, проведу.

Пойдём. Теперь уж нам не до уборки.

Ты встанешь вновь в очерченный мной круг,

Услышишь, звук отзывчивого сердца,

Которым обладает только друг.

Играть его, конечно же, не нужно,

Лишь вслушивайся и запоминай.

Почтительным с другими будь и вежлив,

Но недругов к себе не допускай!»

Давид пошёл за магом. Больше эха

Не слышалось… Пропало волшебство.

Вокруг печаль царила и унынье,

Имеющее с горестью родство.

И юношу ужасно угнетало,

Что он подвёл учителя теперь.

Тот доверял ему сохранность звуков,

Предупреждая, чтоб не вскрылась дверь!

Когда они пришли, в заветном зале

Волшебником очерчен вновь был круг.

Он произнёс: «Теперь смотри и слушай,

Как слышится твой недруг или друг.

Мелодия друзей сопроводится

Особой гаммой красок на стене.

Те звуки будут в слышимости чётки.

Их трудно сбить кому-либо извне.

У недругов услышишь фальшь, слащавость,

Расплывчатость иль бьющий в спину стук.

На встречу, гамма красок не потянет,

А оттолкнёт или вселит испуг.

Когда урок закончится, дам время

Собраться. Ты немного отдохнёшь.

В котомке будет всё, что пригодится,

Что ты с собой отсюда заберёшь.

Не беспокойся, скрипка будет вечно

Твоей и только. Кто б ни захотел

Украсть, присвоить инструмент не сможет –

Вернёт, когда поймёт, что онемел…»

Хранитель стукнул посохом волшебным,

И для Давида начался урок.

По очереди звуки раздавались,

Рисуя на стене цветной поток.

Как никогда теперь было понятно,

Где слышались тепло и доброта,

А где скрипучесть, холод, натяженье,

Удар и словно в бездне – чернота.

Запоминалось всё почти мгновенно.

Слух стал его чувствительней, острей,

Улучшилась и углубилась память,

Что позволяло схватывать быстрей.

Ему мешало только осознанье

Того, что к жизни эдакой привык.

И вдруг, теперь должно всё измениться,

А он ведь от мирского поотвык.

Хранитель звуков это сразу понял,

И произнёс: «Не думай наперёд.

У каждого в судьбе своя дорога.

Твоя тебя до места доведёт.

Сейчас запоминай, что пред тобою».

И чтобы не мешать, тут же утих.

Давид смотрел и слушал, проникая

В мельчайший, незаметный сразу, штрих.

Да, вариантов проявилось много,

Но вот всё стихло. Он пошёл к себе.

Поел с дымком наваренную кашу,

Хлеб с молоком, что были на столе.

На этом и свершились его сборы.

Что кроме инструмента можно взять?

Давид снял со стены свою котомку,

Чтоб скрипку и смычок туда убрать,

Как вдруг увидел свет, что бил из сумки.

Она вдруг стала на глазах расти.

Скажу вам, до значительных размеров,

Но и таких, что можно понести.

Затем огонь исчез. Котомка с виду

Надулась. В ней теперь было добро:

Еда, необходимая одежда,

И много ещё разного всего.

На этом волшебство не прекратилось.

Он сам обряжен был в другой наряд.

Цвет куртки, брюк, шарфа – зелёно-серый,

Не яркий, не влекущий к себе взгляд.

На голове была с полями шляпа,

В руке лежали тёмные очки,

А на ноги одеты небольшие,

Но ладные из кожи сапоги.

Когда же чудодейство завершилось,

Хранитель превратил его волной

Идущею от посоха, как раньше,

В звезду, не очень яркую собой.

И перенёсся с ней из мест особых

В те самые далёкие края,

Где прежде музыкант бродил играя,