Глава 6
А тем временем в лесу далеком,
на поляне широкой,
под сосною высокой
на зорьке на ранней
Иван пробудился,
пробудился-проснулся,
сладко потянулся
да по сторонам оглянулся.
Очи потирает, в толк не возьмет,
где он, никак не поймет:
то ли даче с друзьями,
то ли на рыбалке с карасями,
то ли на поляне с шашлыками.
Вокруг тишина таинственная
и местность воинственная,
человеком не хоженая.
Всюду заросли дремучие,
в траве твари рыскучие,
в небе птицы летучие.
Тут и вспомнил Иван,
что в сказку попал.
Закручинился-опечалился,
стал не весел,
ниже плеч голову повесил.
Вниз глядит, а на ногах у него
не ботинки с подковками,
а лапти с веревками,
и штаны не из кожи,
а из дерюжки-рогожи,
на плечах не куртка с застежками,
с заклепками-брошками,
в ремнях да на молниях,
а рубаха просторная, долгополая —
холстина домотканая, посконная,
с косым воротом.
Еще пуще Иван опечалился,
слезами горькими обливается:
– Что же делать мне, горемычному?
Где найти мне, сыскать путь-дороженьку?
Как из леса поганого выбраться?
Как от сказки треклятой избавиться?
Лишь изрек те слова нечестивые,
как узрел бел камень огромный,
камень каменный, стопудовый,
что подушкой мягкой пуховою
прослужил Ване ноченьку темную.
Только видит, а камень не прост —
письмена на том камне начертаны:
«Направо пойдешь – богатство найдешь,
прямо пойдешь – жену обретешь,
а налево пойдешь – убит будешь».
И лежит тот камень, бел камешек
на распутье дорог, трех дороженек.
Три дороженьки разбегаются,
в три сторонушки разлетаются.
Иванушка промеж них встал,
головушку почесал
да окрест поглядел, пригорюнился,
пригорюнился, призадумался,
смекает себе на уме
думу трудную, думу крепкую.
Ему впору назад бы пойти,
но нету возвратно Ивану пути —
по топи болотной никак не пройти.
Дальше Иван головушку почесывает,
думу подумывает.
Смекает молодец так:
налево идти не пристало никак —
молодому здоровому
помирать да не в пору бы.
В леву сторону идти потерпелося —
живота своего погубить не хотелося.
Снова Иванушка думает,
ничегошеньки не удумает.
И прямо дороженька ему не по нраву.
Жениться Ивану на какую забаву?
К чему ему жена-королевна,
какая-то там лесная царевна?
Нет, жениться ему не годится —
уж в другую девицу
успел он влюбиться.
Ему одна лишь мила да люба —
Ленка его, зазноба-голуба,
об ней одной сердечко печалится.
Жаль, что худо с ней распрощалися.
И опять Иван пригорюнился,
думой тяжкою призадумался.
Вот осталась дорожка последняя —
в праву сторону, в дали неведомы.
Дорожка заманчива,
соблазном обманчива.
Поглядел на нее Иван недоверчиво,
покачал головой горемычною
и мыслит:
его ли, Ивана Царева,
сына бизнесмена крутого,
владельца бензозаправок,
баров, казино и прочих лавок,
его ли деньгами удивлять,
богатствами соблазнять?
У них в доме денег немерено.
И только одна кручинушка его одолела-то:
кабы за «Харлея» от отца не влетело бы.
А дорожка направо гладко так стелется,
так манит-зовет в дали неведомы,
в дали дальние за несметным сокровищем.
А сокровище – злато да серебро,
жемчуга, перламутры да яхонты,
изумруды, каменья чудесные —
драгоценности пышные царские.
Все пред очи Ивану представились.
Закружило Иванушке голову.
Каково-то богатым быть,
каково-то в богатстве жить!
И воспрянул Иван,
и весел уж стал.
Будет что за потерю-пропажу,
за Кощееву дерзкую кражу
добрым возмещением,
сладким утешением.
Так Иван порешил,
путь-дорожку найти поспешил,
аж головушка разболелася,
аж уйти поскорей захотелося.
И ступил он поступью твердою
на дорожку неведому правую,
более не думаючи, не гадаючи,
а на случай уповаючи:
– Авось да пройду,
небось не пропаду.
Долго ли, коротко ли идет Иван,
а над головою солнце красное припекает,
жажда Ивана одолевает,