Архимаг на пару секунд затих. Видимо пытался придумать наказание, достойное ужасной провинности ученика. И то ли не придумал, то ли не смог выбрать нужное из обширного списка, нарисованного его богатым воображением.

– На коленях будешь пощады просить! – взвыл он, так и не определившись с самой страшной из возможных кар.

– Нет, мэтр, – все так же бесстрастно прозвучало в ответ.

И вдруг стало тихо. Ольгарт недоуменно покосился на Рохора – у него что, случился сбой отображения памяти? Звук пропал?

Нет, зеркало работало вполне исправно.

– Что? – тихо и ошалело переспросил Нуар после продолжительной паузы. – Ты… как… Как это – не будешь?

– Я виноват и не заслуживаю снисхождения.

– Да-а? – в голосе архимага послышалась некоторая озадаченность. – А может, все же попробуешь? – ехидно поинтересовался он. Весь аж желчью изошел. Ну, хоть орать на время перестал, и то хлеб, а то голова уже побаливает.

– Нет, мэтр, – проговорил лишенный интонации голос.

– Ты что несешь, мерзавец?!

– Вы поступите, как сочтете нужным независимо от моих просьб. Предположить иное означает заподозрить в сентиментальности Вас самого.

Опять пауза… Тихо…

Великие боги, Рохор, он что рехнулся? Что ж он делает? Нуар же сейчас…

– Проси пощады, скотина! – взревел вдруг Нуар так, что заложило уши.

– Это приказ? Простите мэтр, я не понял. Я выполню, но поскольку этому меня не обучали, я бы хотел получить дополнительные указания. Должен ли я громко завывать, или, наоборот, говорить тихо и проникновенно? Должен ли я расплакаться?

Нуар взвыл почти на ультразвуке, резко вскинул вверх растопыренную ладонь, вокруг пальцев которой клубилось полупрозрачное черное облако. Зеркало вдруг потемнело, пол рванулся вверх так резко, что Ольгарт невольно отшатнулся – казалось, сейчас по щеке ударит.

Нет, не ударит. Рука Рохора в зеркале оттолкнула красно-фиолетовый ковер, поставила на место. И снова в глубине зеркала проявилась осточертевшая до боли морда Нуара.

А безжизненный голос продолжал, почти не сбившись:

– Если же да, то должен ли я плакать громко и навзрыд, или, наоборот, тихо всхлипывать? Должен ли я…

Нуар завизжал. Изображение в зеркале задрожало и разбилось, разлетелось в дребезги. Зеркало почернело и медленно растворилось в воздухе.

За столом было тихо. Никто уже не галдел и не смеялся. А потом, после продолжительной паузы, вдруг заговорили все разом.

– Ты нарываешься, Рохор, – медленно проговорил Койер. – Зачем?

– Если ты решил спровоцировать эту скотину убить тебя, ты выбрал неподходящее время, – фыркнул аристократ.

– Да уж! Сейчас у нас самая работа, а ты… – высказался Кивк с оттенком обиды в голосе.

Рохор пожал плечами.

– Очень уж мне не понравилась идейка, что я именно ПОЗВОЛИЛ мэтру прыгнуть через парапет. – сообщил он, – Только мне ментального допроса не хватало. Мог бы и не потянуть. А так – отвлек, разозлил, вот и все в порядке.

Все в порядке? Б-рр. Еще раз реанимировать после такого «все в порядке», и всерьез захочется попроситься обратно в подвал.

– А я говорил, что надо было послать меня, – вылез Койер. – Только я, один я из нас… не считая мэтра, разумеется… смог бы в случае чего организовать себе очень убедительный разрыв сердца. Как бы с перепугу.

– А как же? – полушепотом спросила южанка. Ее черные глаза стали сейчас огромными, почти как у Сельды. – А договор?

– Говорю же – убедительный. Никому бы и в голову не пришло.

– Кретин! – высказался аристократ. – А если бы пришло? Поднял бы тебя Нуар, и расспросил бы с тщанием насчет внезапно пошатнувшегося здоровья. Вот тут всей нашей затее пришел бы кирдык. И вообще никому бы мало не показалось. А от твоей драгоценной рощицы остались бы щепки пополам с головешками нам всем в назидание.