Студёный улыбнулся ему и ответил:

«Я всегда прихожу, как последний листок опадает,

и для сна ухожу, как покажется первый росток.

Всех, кто в долгой разлуке, подобный мираж ожидает,

но на деле у времени не изменяется ток.

Всё как было, так будет, и ты не тревожься напрасно,

суть вещей изменять одному только Эгну подвластно».

Поверил ему Художник и успокоился. Но как же неправ был Студёный! Ведь горный народ год за годом делал землю теплее – по велению Летней будили и распаляли они давно спящий огонь внутри гор, принуждали реку течь по их замыслу, управляли облаками и тучами, чтобы только в положенный срок проливались дожди, и срубали под корень леса, чтобы вырастить те в новом месте. Так продолжалось, пока во всём северогорье почти не осталось мест, куда снег мог упасть и задержаться, не растаяв в тот же миг. И вот, спустя долгие годы, проснулся Студёный в свой срок и не смог спуститься на землю близ города – она была горяча и покрыта буйной зеленью, чего никогда не видел он раньше в зимнюю пору. Подивился Студёный, что, стало быть, проснулся так рано. Да только вот, что за чудеса, не было вокруг позднецветов, а раз их нет – значит, уже настала пора зимы. Не знал он, несчастный, что позднецветы уже множество лет не украшали собой горных склонов… Поднялся Хранитель зимы на самые пики – туда, где ещё оставались снежные шапки, и оттуда стал наблюдать за землёй. Воззвал он к северному ветру, наказав тому найти и привести Художника в свой последний оплот.

И Художник пришёл, но был вовсе не тем, кого знал когда-то Студёный. Предстал он перед Хранителем зимы седовласым старцем, испещрили морщины его прежде сиявшее лицо. Не передать, как рад был Художник вновь видеть Студёного, но Хранитель зимы не на шутку встревожился:

«Мой друг… но я помню лицо молодое…

когда же успел ты стать старцем степенным?

Кажется, в мире случилось худое,

раз столько во сне оставался я пленным?»

Тогда Художник поведал Студёному о том, что сотворили люди со своей землей в угоду Летней. Долгие годы царствует Хранительница лета одна в северных землях, и горный народ уж почти позабыл, что раньше случалась зима. Хорошо было людям, но природа иссыхала и давала всё меньше и меньше даров детям Эгна. Год за годом всё более скудными становились всходы, и дичь в лесах нарождалась всё меньше.

«С зимой не хотел никто больше мириться…

Народ воле Эгна тогда вопреки

решил одну Летнюю сделать царицей

всех гор и лесов, и небес, и реки…

Она подсказала им верное средство,

как ловко покончить с тлетворным соседством.

Послушались люди, и вечное лето на земли пришло…

только пряталось зло

в намереньях Летней. Сильней на пустыню

всё северогорье походит отныне.

Я упросил всего на год в секрете

жителей города землю не греть и

вот, наконец, ты, мой друг, пробудился…

я счастлив и будто бы омолодился!

Ты жив и здоров! Эгн услышал мольбы…

Спасён мир теперь от ужасной судьбы».

Студёный всё видел… склоны молили его о желанном сне, леса и реки просили покоя, сама земля взывала к нему с мольбой. Всё в горах умирало, превращаясь в бесплодную пустошь. Понял Хранитель зимы, что если заснёт он ещё хоть раз, то уже никогда не суждено ему будет выйти из вечного сна, и всё северогорье погибнет следом за ним.

«Не забыть мне, Художник, твою доброту.

Проживи сотни лет, будь и здрав, и силён.

Боюсь, мне придётся лишить жизни ту,

чьим сияющим образом был вдохновлён…

Коль сгину, исполни последнюю волю:

чтоб мир уберечь от чудовищной доли

возьми мою Искру и спрячь её где-то,

пока не вернётся душа Летней к свету.

Прошу – обещай.

А теперь, друг… прощай».

Поднялся Студёный во весь свой могучий рост, собрал все свои силы и призвал со всех концов мира духов зимы. Сами горы затряслись и пробудились на его зов – город и горные чертоги вмиг укрыло снежное одеяло, и вокруг всё замерло в оцепенении. Повисла повсюду такая тишь, что страшно было и слово проронить. Спустился Студёный по снегу к Летней, суров и рассержен. Должна была ослабеть Хранительница лета от жгучих морозов, должны были сковать её накрепко толстые льды, да только накопила она за долгое лето так много сил, что не страшны ей были ни стужа, ни северный ветер.