Пусть ты кроток и мил, я не верю невинности мнимой.
Раз ты Искрой творить не научен – на то воля Эгна.
Твоя просьба, Студёный, мне видится невыполнимой.
Уходи по добру, а иначе – я к силе прибегну».
Невыносимым стал жар для Студёного, и он, поруганный и оскорблённый, скрылся в пещерах северных гор. Тем летом три дня и три ночи в горах выл северный ветер и шёл то снег, то град, какого не помнил на своём веку никто из живущих – так гневался Студёный на неразумность людей и грубость Хранительницы лета. Он клял свою судьбу, обречённый сносить вечную ненависть тех, кому должен был покровительствовать. Ведь Эгн не научил Студёного использовать Искру в его груди так, как умела Летняя, хотя и научил взамен тому, чего не умела она. И то, наверное, было справедливо в глазах их Вышнего создателя, поделившего меж Студёным и Летней всё поровну, вот только теперь Хранитель зимы не видел в том справедливости. Довольный своим веком раньше, Студёный вдруг по-другому увидел собственный путь и почувствовал всю тяжесть бремени на плечах.
В те дни, пробираясь сквозь непогоду, шёл через горы юный Художник, писавший далёкие снежные пики. Пытаясь спасти свою голову и свои труды, укрылся он в горной пещере, чтобы переждать бушующую метель, и вдруг встретил там Владыку зимы. Удивился Художник появлению Студёного среди лета, но не испугался, а только поклонился ему с почтением и сел кротко у самого входа.
«Долго здравствуй, Студёный. Вот дивная встреча!
Разрешишь отдохнуть здесь с тобою с дороги?
Печален твой взгляд… отчего в летний вечер
ты здесь? Что на сердце твоём за тревоги?»
Впервые Студёный встретил людскую доброту и участие, и рассказал тогда Художнику обо всех своих горестях и печалях – и почему он спустился на землю в неположенный срок, и как прогнала его Летняя, и как говорил он с горным народом. Сетовал Студёный на свою долю:
«Невозможно уметь всё на свете, Художник.
Хотелось бы сделать мне зиму приятной,
но клятв нерушимых я вечный заложник.
Мечты не исполнить моей, вероятно».
Выслушал Художник Студёного, подумал над его бедой, и поведал ему тогда свою историю. Как был он мал и глуп, как не умел держать кисти и для всех был только посмешищем. Но он не слушал издёвок и насмешек и в конце концов научился писать абсолютно всё: свет и воздух, шум реки и даже биение сердца – словом, создавать на холстах своих целые миры, подобно самому Вышнему. Он упорно трудился, и со временем люди и другие художники перестали смеяться над ним и начали уважать. Пообещал он помочь Студёному научиться умениям Летней и заслужить милость горожан:
«Не стыдно – не знать, стыдно, друг мой, другое:
нежелание знать во сто крат будет хуже.
Среди всех художников был я изгоем —
бранили, да так, что отвалятся уши.
Природа талантов в меня не вместила.
Незрячий лишь мог бы меня похвалить.
Но усердие навык плохой превратило
в моё мастерство. Так позволь разделить
с тобой мне ученье премудростям Летней.
Ты хочешь учиться – и в том твоя сила,
но ты слишком видный, а я – незаметней
жучка, и, раскрыв её тайны, те знанья
тебе передам, чтоб зима приносила
всем радость, и ты смог добиться признанья».
Расправил Студёный плечи – ободрила его доброта Художника. Никогда прежде он не встречал таких благородных людей. И град прекратился, и стихла метель, и стало спокойно в горах, как и прежде.
«Проси, чего хочешь. За твою доброту
даже звёзды достану, сгорев на свету».
Но несмотря на щедрость Студёного, Художник был скромен. Отказался он и от драгоценных каменьев, и от древних сокровищ, спрятанных в недрах северных гор, а попросил только дар, который помог бы ему в учении – способность смотреть на мир подобно духам зимы, для которых время течёт тягуче и медленно, чтобы суметь рассмотреть трепет листвы или падение снежинки в воздухе. С радостью одарил Хранитель зимы юного Художника – так мог теперь юноша видеть глазами Студёного, а тот у него мог учиться всему. Наутро распрощался Владыка зимы с единственным другом среди людей и со спокойным сердцем взмыл в вышнее море. Заснул он мирным сном в ожидании грядущей зимы и не докучал больше жителям города северным ветром.