Утром второго дня воздух рассёк оглушительный свист.

– Засада! – только и успел крикнуть кто-то прежде, чем замолк навсегда. С грохотом на землю прямиком в центр нашей колонны рухнула и разорвалась мина. Воздух заволокла серая непроглядная мгла. Снег заалел от пролитой крови – по земле, насколько хватало видимости, были раскиданы окровавленные части тел моих боевых товарищей. Руки, ноги, внутренности. Как бы я хотел ослепнуть и не видеть того, во что превратилась добрая половина нашей роты. Из этого мира в один миг словно исчезло всё живое. Красивые молодые парни лежали, искорёженные, разодранные, и оседавшая пыль укрывала их будто саваном. У них не было сил на крики и стоны – последние мгновения своей жизни они проводили в глубоком оцепенении, в страшной агонии судорожно пытаясь удержать в сознании хаотичные воспоминания о доме, о детстве, о любимых, обо всём том, что сейчас навсегда ускользало из мира, как пар от дыхания зимой. В ужасе я отчаянно позвал Ридли и Бранда, но мне никто не ответил, и я не видел их за клубами дыма и поднявшейся пылью. Эти несколько секунд после разрыва мины тянулись целую вечность. Рядом со мной рухнул человек.

– Помоги… – прохрипел Петух, дрожащей рукой крепко ухватив меня за штанину. Ему оторвало ноги, и я нагнулся, чтобы покрепче взять его и оттащить, но не успел.

Не прошло и нескольких секунд, как на нас упала ещё одна мина и меня отбросило от Петуха – мы кубарем скатились вниз по склону в разные стороны. Все звуки для меня в одно мгновение растворились в тонком комарином писке. Я не слышал даже звука собственного сердца и толком не понял, как скоро врезался в какой-то камень и остановился. Как рыба на суше, я судорожно хватал ртом воздух, хотя делать этого было ни в коем случае нельзя. Широко распахнутые от шока глаза не хотели закрываться, но в плотном мутно-сером дыме я не мог ничего разглядеть и не мог пошевелиться. Я просто не чувствовал своего тела и боялся, что его попросту нет, а через минуту моё пребывание в этом мире оборвётся. Но пока Тео Тис готовился к бесславной смерти, его тело в отчаянном порыве перевернулось на живот и поползло вперёд, не разбирая дороги. Вдруг в скале под камнем показалась едва заметная расщелина, до которой я из последних сил дополз и скатился внутрь пещеры прямо в грязную лужу, образовавшуюся под этой дырой. Я не понимал, что происходит вокруг, не понимал, что мне делать, но инстинктивно поднялся на едва держащие тело ноги и, пошатываясь, заковылял к самому сердцу горы.

Не помню, как потерял сознание, а когда очнулся – понял, что не знаю, где я.

Голова гудела и раскалывалась, меня трясло, и я всё ещё плохо слышал. Одно резкое движение – и меня согнуло пополам в приступе рвоты. Вся наша рота была уничтожена в считанные минуты. В этом подмирье никто не мог выжить. Мне повезло только потому, что из-за малого роста я был в числе открывавших колонну. А вот Брандан и Риорделл… когда я вспомнил о своих друзьях, меня прошиб холодный пот. Внутри меня всё оборвалось. Одним метким выстрелом из миномёта меня лишили обоих друзей. Я понятия не имею, куда унесли меня ноги, и не знаю, в какой стороне эвернийский лагерь, чтобы добраться туда и сообщить о случившемся. Отчаяние удушливыми тисками сжимало мне горло. Смотри, Теоган Тис – вот, чего стоили тебе твои сказки, вот они, твои Вороные горы! Ужасающие картины пережитого как кислота разъедали меня изнутри. Мои друзья мертвы. Все – мертвы. Да, мы сами избрали свою судьбу – не сейчас, так позже. Да, я должен был быть готов к этому. Но я не был. Перед моими глазами раз за разом вставали те сцены, и немалых усилий мне стоило успокоиться и привести себя в чувства. Если трезво смотреть на ситуацию, всё, что я мог сделать сейчас, это добраться до эвернийского лагеря и сражаться в память о Ридли и Бранде и всех, кто погиб, даже не успев вступить в бой.