Наступали дни Великого духовного праздника. Этой ночью прихожанам предстояло совершить подвиг ночного бдения, то есть церковная служба будет длится почти всю ночь, что, конечно, было дополнительным испытанием для людей в преклонном возрасте. Но надежда, не единожды подкрепленная практическим ощущением присутствия высших сил именно во время столь длительных церковных служб, придавала крепкость их телам, утомленным долгим путешествием по дороге жизни. Праздничное волнение электризовало единоверцев предчувствием чего-то необычного и сверхъестественного, какого-то чуда, что должно свершиться сегодня. Импульс ожидания и Веры, помноженный на призыв людских сердец, взывал к своему небесному Прародителю услышать их мольбу. Огоньки зажженных церковных свечей колебались от дыхания людского множества, заполнившего церковь. Лики святых с икон глядели на происходящее сурово но благожелательно. Ладанный дух синим туманом ложился на плечи людей. Слаженно и красиво пел церковный хор. Человека, который впервые услышал молитвы на старославянском языке, слова праздничного песнопения удивили бы своей необычностью и в некоторых моментах непониманием смысла произнесенных фраз. Для нашего гостя и участника событий это не являлось раздражающим фактором, скорее наоборот. Слова и смысл, вложенные в строки этих текстов древним автором или авторами, были выстраданными и наполнены глубочайшим смыслом. В те времена, когда они увидели свет, люди, их сотворившие, положили на алтарь Веры самую жизнь, так как быть приверженцем нового по тем временам видения Всевышнего было смертельно опасно. Не одна Светлая душа вознеслась к небесам, претерпев муки, но не усомнившись в правильности выбранного пути. Кажущаяся непонятность представлялась для очарованного слушателя волшебным заклинанием, с несущим в каждом слове зарядом мистических энергий, способных после его прочтения явить чудо.
Голос регента церковного хора птицей взметался под своды церкви, и за ним, как за вожаком птичьей стаи, тянулись, трепеща в усердии крылами, голоса его хористов, дополняя и оттеняя ведущую партию, что исполнял их руководитель. Энергия порыва, зова и мольбы, что звучала в каждом вдохе песнопения, не могла не зажечь огонь сопереживания и соучастия в этом священнодействии. Церковь пела, пели все люди, стены, сам воздух был наполнен вибрациями песенной гармонии. Наш паломник, подхваченный всеобщим порывом, пел, не зная слов, пел сердцем, что восторженно трепетало лесной птахой, исполняющей гимн любви к Всевышнему. По церковным канонам некоторые из песнопений необходимо было исполнять преклонив голову.
Наш восторженный певец, склонив голову, вторил всеобщему хору, что звучал вокруг.
Вдруг что-то произошло, что-то пошло не так. Губы паломника двигались, исполняя древний гимн, но в восторженных глазах картина согбенный спин и склоненных голов стала меняться на другую. Голова человека самопроизвольно, без всяческого волевого усилия ее хозяина стала приподыматься, изменяя и фокусируя взгляд человека в неизвестном пока направлении.
Все еще находясь в сладостном плену церковного таинства и продолжая в нем участвовать, человек смотрел в одну точку, расположенную на потолке церкви. Наступило время осознавания свершившегося. Это была работа внутреннего наблюдателя. В чем опасность? Ее не наблюдалось, иначе бы тело человека было бы отмобилизовано в попытке отражения угрозы. Что-то было не так, что-то выходило за рамки картины церковного праздника, что-то диссонировало. Что???
Место, в которое так пристально вглядывался наблюдатель, представляло из себя часть техногенного пейзажа, более присущую ангару или складу. Металлическая балка крепления конструкций крыши, на которой с наружной стороны лежали панели с утеплителем внутри. Больше ничего. Никто и ничто не выделялось на фоне хорошо освещенной конструкции, тем более что располагалась она недалеко от изучающих ее глаз – 4, 4,5 метров, не более. Внутренний наблюдатель и в этот раз пришел на помощь. Вся прелесть этого дружественного альянса «человек – внутренний наблюдатель» заключалась в том, что последний, если у него просили объяснение его действий, это делал, но, естественно, первоначально единовластно распорядившись его судьбой.