Дорогой мой юный читатель! Ты вступаешь под своды интереснейшей профессии. Цени эту удачу, цени каждый день, когда ты берёшь в руки микрофон. Кто знает, когда и почему может оборваться такое счастье.

Писателю нужен ноутбук, поэту – блокнот, художнику – мольберт и краски, а нам…

Нам с вами нужен эфир.

…Вот этими словами и заканчивалась четвёртая глава, пока… пока я снова не увидел в эфире Александра Мягченкова! Да, действительно, телеканал «Точка» предоставил ему постоянный эфир. Программа, как и задумывал Александр Васильевич, называется «Многоточие», в конце каждой передачи он изящно обыгрывает это название. А я-то думал, что всё это так… пустые хлопоты.

Ай да «Точка»!

Первый репортаж после освобождения цен.

\В эфире – Лебедев-Кумачёв.

Лучший режиссёр.

До сих пор мы говорили о тех интервью, которые происходят в более или менее спокойной студийной обстановке. Здесь перед корреспондентом – специально приглашённый собеседник, он прекрасно понимает, о чём его сейчас спросят, он продумал ответы.

Но есть и другой вид интервью, – это беседа вне студии, в большинстве случаев она является частью репортажа.

Сейчас, к сожалению, журналисты прочно подсели на такую форму. Ведущая объявляет: «Саш, ты в эфире», – после этого «Саш» бойко произносит вытверженные две-три фразы «стенд-апа» и добавляет: «Ну, и вот что нам сказали обманутые дольщики, давайте послушаем». В эфир идут заранее записанные люди. А так как Сашу в момент включения как раз и окружают эти самые дольщики, которые только и ждут, что корреспондент обратит на них внимание, зритель начинает кумекать: «Ага, к ним она не подходит, записала специально подобранных людей, которых потом ещё и отредактировала».

А всё дело в том, что брать интервью «в чистом поле», с ходу, умеет далеко не каждый. Вдруг кто-то начнёт экать-мекать, вдруг уведёт беседу в сторону, вдруг… да мало ли этих «вдруг». А тут – всё чистенько-гладенько, никаких тебе неожиданностей. И не замечает Саша, что «прямое включение» перестаёт быть таковым, а она, Саша, становится просто лишней, вступительные фразы с таким же успехом могла произнести ведущая в студии.

Париж. Корреспондентка затесалась в гущу демонстрантов и так бойко там вышагивает, что просто жалко становиться оператора: ему-то, бедняге, приходится двигаться задом наперёд. «Сто тысяч людей вышли на Елисейские поля, чтобы протестовать против трудового законодательства, – почему-то с восторгом сообщает корреспондентка. – Вот их мнение по поводу этого новшества». Рядом с ней, чуть не задевая её фанерным плакатом, движется молодая студенточка, вот к ней бы и обратится, но, как и в случае с дольщиками, возникает на экране подбор заранее записанных демонстрантов, которые ещё даже и не демонстрируют, а просто стоят у тротуара.

Москва. Корреспондент стоит посреди мостовой, по которой мчится поток участников велопробега; диву даёшься, как они его не сбивают. Минуты две длится жуть какой восторженный, взвинченный рассказ об этом самом велопробеге. При этом корреспондент отчаянно размахивает правой рукой с растопыренными пальцами, – будто взбивает невидимую перину. И опять – следуют заранее записанные и переданные в редакцию интервью, их более-менее спокойный тон резко противоречит основной, «эфирной» канве репортажа. Скажите, почему, кто запретил журналисту работать вживую, весь материал сделать с ходу?

Вспоминается репортаж, который мне довелось вести для программы «Утро» в тот самый день, когда впервые цены в наших магазинах были «отпущены на свободу». То есть ещё вчера на ценниках стояли утверждённые правительством цифры, а уже сегодня с утра стоимость продуктов определял сам магазин или торговая фирма. По сути, это и был переход на рыночную экономику. Я выбрал небольшой универсам на той же улице Королёва, где и телецентр, заранее договорился с директором. Утром приезжаю к 8-ми часам, к открытию, с операторами намечаю основные точки. Смотрю – мама с ребёнком покупает молоко, колоритный старичок разглядывает заметно подросшие цены. Какое искушение попросить их задержаться на десять минут, принять участие в эфире! Но… нельзя. Ни в коем случае нельзя. Зритель сразу поймёт, что они – «заготовленные впрок», подумает, будто им подсказали, что говорить. Всё полетит прахом. Да, но вдруг… вдруг в момент эфира вообще в магазине никого не окажется! Одну камеру (а в этом ПТС их было три) оставляем на улице. Во-первых – она будет выдавать общий план, а во-вторых, ведь можно и просто поговорить с прохожими, ведь каждый из них – покупатель.