Толпа расступается, пропуская директора Блэквуд. Она переводит взгляд с меня на Маттео, как будто пытается что-то вычислить по языку наших тел.
– На колени, – велит Блэквуд, и охранник толкает Маттео вниз. – Ну, давай! – обращается ко мне она.
Никаких там «С тобой все в порядке?» или «Вижу, тебе врезал парень вдвое больше тебя – наверное, нужно отвести тебя к врачу».
Я в ужасе таращусь на нее.
– Давай? – переспрашиваю я.
– Око за око, я же предупреждала, – поясняет Блэквуд, выжидающе глядя на меня. – Хотя я не ожидала, что это будет буквально или случится так скоро.
Это не просто странная школа с жутковатыми правилами. Здешние люди жестоки, даже те, кто обязан регулировать закон и порядок.
– Вы хотите, чтобы я ударила его по лицу? – От изумления у меня срывается голос.
– Давай! – кричит Аарья откуда-то из толпы.
Я замечаю светлые волосы Брендана. Они с Шарлем с интересом наблюдают за ходом событий.
Меня мутит. Блэквуд поднимает руку, и Аарья затыкается. Смотрю на Маттео. Тот выглядит спокойным, как будто сделал именно то, что ему было нужно.
– Э… ну… – заикаюсь я. Я все еще в шоке.
– Ну же, поскорее, – торопит меня Блэквуд, и я поверить не могу, как снисходительно она себя ведет.
– Я… Я не буду его бить, – мямлю я и чувствую всеобщее удивление.
Никогда в жизни я никого не била по лицу и уж точно не собираюсь начинать с парня, чье лицо, по-моему, причинит больший вред моей руке, чем наоборот.
– Ты считаешь, что правила на тебя не распространяются? – спрашивает Блэквуд.
– Я этого не говорила. Просто… Что это докажет, если я его ударю? – Задумавшись об этом, я сама нахожу ответ. – Настоящая проблема в том, что он первый ударил меня, а не в том, что я не хочу бить его в ответ.
Я хотела бы прямо сказать ей, что думаю обо всех этих учениках и их «испытаниях», а также о ее устаревшей системе наказаний, но меня переполняют эмоции, и я не могу достаточно ясно мыслить, чтобы высказать все это, не показав, насколько я испугана.
Блэквуд поднимает голову и повышает голос:
– Очевидно, Новембер считает, что возмездие ниже ее достоинства. Так что если кому-то из вас хочется выпустить пар, она легкая мишень. Она не даст сдачи.
В ошеломлении раскрываю рот. На мгновение мне кажется, что у меня слуховые галлюцинации. Она что, действительно только что объявила всем ученикам, что меня можно бить? Грудь сдавливает отчаяние, а к горлу подступает ком. Теперь я понимаю, что имел в виду Коннер, говоря, что я могу здесь не выжить. Встречаюсь взглядом с Лейлой в толпе, и она хмурится.
Все это время Маттео не сводит с меня глаз. Сейчас он шепчет:
– Я же говорил, что ты дура…
Мне и без того тяжело дышать, а в груди закипает ярость. Я злюсь, что меня ударили, что я не понимаю ничего с тех пор, как переступила порог этой школы, что я вообще здесь. Это самая безумная школа в мире.
– Это твой единственный шанс, Новембер, – говорит Блэквуд, как будто я, возможно, не поняла, что она мне предлагает.
Делаю шаг вперед. Нельзя допустить, чтобы окружающие думали, что могут колотить меня, когда им заблагорассудится. Уверена, человек шесть уже готовы использовать этот шанс. Но я также не могу поверить, что оказалась в ситуации, когда меня побуждают ударить другого ученика, а делает это директор школы. Единственное, чего мне сейчас хочется, это уйти и улететь прямиком в Пембрук.
Отвожу руку назад, кулак у меня дрожит.
Маттео смеется, и этот звук задевает мой последний нерв. Единственное, что хуже незаслуженного избиения, это когда над тобой смеются на глазах у всей школы.
«К черту!» Делаю шаг вперед левой ногой, правую отвожу назад и со всей силы бью его по яйцам.