– Что, общепит бастует? – посочувствовал Синичкин, с интересом наблюдая за маетой начальника.
– Не люблю столовку, – поморщился Грибов. – То ничего, а то вдруг прихватит. Вроде и готовят неплохо, а всё равно не сравнить с домашней едой.
Поглазев в окно на прохожих, он снова принялся за чтение.
В третьем часу в дверь ворвались взъерошенные Маринка с Вановной и едва не сбили с ног решившего пойти прогуляться Синичкина. В руках они держали по здоровенному пакету.
– Ой, Дмитрий Михайлович, – наперебой затараторили они прямо с порога, – вы извините, мы немного подзадержались, но там давали такое!
– Пёстрое и с бантиками? – с невинным видом посмотрел на потолок Леонид.
– Тебе этого не понять! – отрезала Маринка и повернулась к начальнику. – А можно мы ещё в архив к Лариске слетаем, она обалденный крем себе отхватила.
– К кому? – оторвался от компьютера Грибов.
– Ну как же? – с изумлением уставились на него обе женщины. – Логова. Такая молоденькая, с короткой стрижкой.
– Не знаю.
– А это всё оттого, что вы мало интересуетесь коллегами по работе! – язва Леонид и тут не упустил случая вклиниться в разговор.
Грибов снял очки и недоуменно уставился на Леонида.
– Я в архиве встречал только Риту.
– И вам крупно повезло! – заметил Леонид.
– В смысле?
– Лариса совершенно скандальная особа, шуток не понимает.
– Порядок она любит, – проворчала Вановна. – А некоторые, не будем пальцем показывать на кое-кого из здесь присутствующих, вместо того, чтобы дело говорить, зубы скалят да людям голову морочат.
– Ой, вот только не надо сочинять. У вас, у женщин, вообще с чувством юмора туго, – выпрямился Синичкин. – Понимаете, Михалыч, зашёл я как-то раз в архив, гляжу, у Лариски мось… пардон, личико кислое. Рядом Рита, тоже не образец радости. Так я всего-то и сказал, что нельзя жить с таким унылым видом – это плохо отражается на здоровье и личной жизни. А организм должен вырабатывал эндорфины.
– Чего? – удивлённо уставилась на него Вановна.
– Гормоны счастья. Очень помогает хорошая музыка, обнимашки-целовашки или что-нибудь сладенькое – лучше тёмный шоколад. Чувствую, я для них не авторитет. Ладно. Предложил почитать восточную эзотерику, на худой конец, сказки. Так эта дама как раскричится, целую трагедию создала. Прямо Жорж Санд, а не скучный работник заштатного архива.
– Пустобрёх, – сердито выпалила Вановна и вслед за Мариной выскочила за дверь.
– Чего это она сегодня? – с недоумением посмотрел им вслед Грибов.
– А, наверно опять со своим поскандалила, – отмахнулся Синичкин. – Пьёт он у неё. В своё время на приличном месте сидел, а когда социализм обрушился, не сумел перестроиться, с тех пор с бутылкой и подружился. Вановна его пытается образумить, да без толку. Тихий он, она его по морде лупит, а он только головой мотает.
– И чего она его держит?
– Говорит, жалко, пропадёт один, хотя, по-моему, она в любом случае его не бросит. Ей уже за сорок, считай, большая часть жизни прожита, если разведётся – будет обычная пожилая тётка, а так все вокруг сочувствуют, восхищаются её самопожертвованием: какой никакой, а смысл жизни.
– А эта Лариса?
– Была в декрете, потом сидела дома с ребёнком. Ей тридцать один год, второй раз за мужем, один ребёнок. Да бог с ней, вы лучше скажите, раз уж у нас сегодня такой легкомысленный день, то давайте и я чуток пораньше исчезну, выкуплю билетики, а то, не ровен час, уплывут.
– Можно подумать, если я скажу «нет», ты успокоишься, – взглянул на простодушно хлопающую глазами физиономию Грибов. – Мёртвого достанешь. Шагай.
– Есть, – козырнул Синичкин и исчез.
Грибов снова уселся за компьютер, ожидая окончания рабочего дня. Наконец часы пробили пять. В дверь, продолжая на ходу обсуждать свои покупки, влетели возбужденные женщины, быстренько собрались и, помахав ручками, убежали.