Коршун терпеливо ждал. Вот-вот окончится людская трапеза и начнётся его пир. Время шло, а люди не уходили. В тревоге птица оторвалась от камня, но снова присела, заслышав новые жуткие звуки. Один из хонгораев подобрал с земли камень, подошёл к покойнику и стал выбивать оставшиеся зубы. Так лишали умершего могущества и магических сил, дабы не смел более вредить живым. Старейший из соплеменников изо всей силы ударил в бубен. Тоскливо завыла конская кожа. Тугая гладь лопнула, и дух бубна вырвался на свободу. Хонгораи, не то причитая, не то ликуя, схватили жезл, испорченный бубен и кинулись к сосне. Крепко-накрепко привязали шаманские вещи к шершавому стволу. Иначе, по поверью, эти вещи, как преданные слуги, приведут мертвеца обратно, к порогу покинутой юрты. И тогда не миновать беды. Наконец, скорбная процессия почтительно попрощалась с усопшим и поспешила прочь.

Коршун взмыл в небо, покружил над сосной и, убедившись, что никто более не посягает на его добычу, медленно опустился на место трапезы. Стал неспешно выбирать бараньи обглодыши – пожирнее да позапашистее. Но вот за холмом послышались новые странные звуки: звон кандальных цепей, лязг ружейных затворов, ржание лошадей, громкие окрики людей. Коршун недовольно повернул голову. Зоркий взгляд хищной птицы сразу обнаружил знакомое ему зрелище. Из-за кургана медленно выползала пыльная полоса, в которой постепенно проявлялись серые тени измученных зноем каторжан, еле волочивших сбитые ноги по блёкло-бурой степи. Передний конвойный зло понукал усталую неходкую лошадь. Иногда, в нетерпении, приподнимался в стременах, прикладывал ладонь к лаковому козырьку фуражки, всматривался вдаль: не блеснёт ли долгожданная нитка реки – конец знойному мороку и людским мучениям.

Потревоженный коршун недовольно взмахнул тяжёлыми крылами и взлетел на дерево, не желая оставлять без присмотра свою добычу.

Командир взвода гарнизонных войск Марк Леонидович Щербатов утомлённо вглядывался в дрожащее марево раскалённого воздуха. Проследив полёт беспокойной птицы, он вспомнил вдруг другую – гравировкой на серебряной фляжке. Достал её из кожаной сумки, удивился поразительному сходству птиц и поспешил отвинтить крышечку. Жадно присосался губастым ртом к узкому горлышку. Сглотнул остатки воды, сокрушённо вытряс последние капли на узкую ладонь. Обтёр красное лицо с жидкими бакенбардами и щегольскими усиками. Затем вялым мановением руки подозвал казака, сопровождавшего отделение Минусинского гарнизонного взвода.

– Э-э-э, скажи-ка, голубчик, – медленно протянул он, – далеко ли ещё до водопоя? Кони в пути изнурились.

Седовласый младший урядник Саянской станицы Пётр Сыч молодцевато вытянулся в струнку. Лихо козырнул:

– Никак нет, господин фельдфебель! Сёдни доберёмся до реки Берёзовки.

– А до Малой Ирбы ещё долго добираться? И когда только эта чёртова степь закончится?

– Ну, от Берёзовки недалече осталось, – уже буднично ответил казак. – Ноне у реки заночуем, а потом и до деревни потопаем.

Он снял фуражку, кулаком обтёр морщинистый лоб, неопределённо махнул рукой в сторону лесистых гор.

– Опосля вдоль лога выйдем к тайге. А там по охотничьей тропе на болото. Там легче станет, – обнадёжил фельдфебеля казак. – Грязница до самого завода брёвнами вымощена.

К обеду солдаты и каторжане вышли к белокорой рощице на берегу реки. Синева воды под раскалённым добела солнцем ярко блеснула в глаза путникам и поманила ласковой прохладой неторопливых волн.

Фельдфебель Щербатов первым направил живо фыркающую лошадь в реку. Вслед за ним солдаты бросились в воду смывать дорожную пыль и едкий пот с загорелых до черноты лиц. Наконец, и арестантам позволили спуститься с берега к водной благости. Колодники, гремя цепями, с радостным гомоном кинулись в реку. Суетливо совали полубритые, выжаренные на солнце головы в бодрящие струи. Жадно глотали из пригоршней взбулгаченную ногами и цепями, мутную, прохладную воду. То-то было плеску, звону, радости!