Начальник налоговой инспекции Загоруйко уж который час нервно шуршит бумагами, которых на его столе – видимо-невидимо. Тут слышит осторожный стук в дверь. В сердцах кричит:

– Да! Входите же!

Дверь осторожно приоткрывается и показывается сначала лишь длинный нос, а потом и все лицо кавказской национальности.

– Вы сказали можно, да?

– Входите же, – недовольно бросает Загоруйко. Отчего же недовольное? Пожалуй, рассчитывал увидеть более привлекательное личико.

Кавказец смущен, но все-таки входит, прикрыв за собой дверь.

– Вызывали, да…

– Вы кто? – не отрываясь от кучи бумаг, спрашивает начальник.

– Я?.. Не я… Мой папаша Мурат Бюль-оглы, да…

– Ну и что?

– Вы бумажку прислали. Чтобы мой папаша налоговую декларацию, да, представил за прошлый год.

– Представил?

– Не может, да, товарищ начальник, никак, Аллах свидетель, не может.

– Почему? И какое мне дело до твоего Аллаха?

– Он киллером работал…

Загоруйко хмыкнул:

– Киллер или дилер – без разницы. Положена декларация о доходах – изволь в положенные сроки представить. И нечего тут ходить и отрывать от дел занятого человека.

Лицо кавказской национальности мнется.

– Что еще? Не ясно?

– Ясно, да, товарищ начальник, но его нет…

Начальник прерывает:

– Кого «нет» – киллера или дилера?

– Папаши моего… Месяц назад мы его проводили в последний путь.

– Да? – Загоруйко чешет в затылке и резюмирует. – Положим… И что? Это – не аргумент в его пользу. Мог бы и по пути занести.

– Так… не может…

– Все-все-все! – кричит начальник и вновь берется за шуршание бумагами.

Лицо кавказской национальности, покрутив пальцем у виска, покидает кабинет.

– У начальника, да, не все дома, да…

Рыжеволосая секретарша, усердно накрашивая губы, глубокомысленно замечает:

– Может быть…

Круизный лайнер плывет по океану. На нем – не меньше тыщи отдыхающих. Народ балдеет, то есть время проводит преотлично, отдыхает так, как только может россиянин, – на полную катушку.

Самуил Гороховский, новый русский из Москвы, – здесь же, плывет бизнес-классом и, разумеется, отрывается по полной программе: днем – на солнце загорает, вечером – в ресторане пьянствует с себе подобными, а ночью – на дискотеке с красавицами балуется.

На этом же лайнере, но экономклассом, плывет и наслаждается своим скромным благом Никанор Овечкин, мужичонка с Вологодчины. Он при оплате тура издержал все свои годами деланные сбережения. Так что ему не до шика. Да ему, собственно, и ничего не надо: солнце – одно на всех, океан – тоже, сервис, понятно, скромен, однако достаточен, чтобы себя чувствовать человеком, а не свиньей какой-нибудь.

Плывет, покачиваясь на волнах, лайнер. И тут налетел сильнейший шторм. Шторм так трепанул лайнер, что тот раскололся пополам и пошел ко дну… Как тот самый «Титаник».

…Крохотный необитаемый остров. Песчаный берег, пальмы. Лежат ничком двое – Самуил Гороховский и Никанор Овечкин. Им – повезло… Не то что всем остальным… Лежат, в чем мать родила. Впрочем, Никанору повезло больше – он все-таки в трусах-семейниках. Самуил лежит, обхватив мертвой хваткой огромный кожаный саквояж, а Никанор крепко-накрепко удерживает видавшую виды «авоську».

Никанор очнулся первым. Освободившись от всякой океанской дряни, приставшей к нему, сел.

– Хе! – коротко хохотнул он. – А шторм-то – соображает, знает, кого покарать, а кого помиловать.

Самуил, приподняв голову, сплюнул набившийся в рот песок.

– Ты кто?… Чё тут делаешь?

– Хе! – вновь коротко хохотнул Никанор в ответ. – То же, что и ты.

– Мы одни?

– Похоже на то.

– Значит, я – Робинзон, а ты – Пятница?

– Хе!.. Это мы еще посмотрим, кто есть кто, – со значением произнес Никанор.