Все миллионеры рассказывают одну и ту же сказочку: взялись, поднатужились и вот они, миллионы, свалились прямо им в руки.

Честный бизнес в России пока невозможен. И это надо принять за аксиому. Государство с помощью налогов грабит предпринимателей. А предприниматели, причем, все, в свою очередь, грабят народ и обманывают государство.

Наш бизнес в более выгодном положении, чем государство. Потому что наш бизнесмен обирает всех без разбора, в том числе и тех, которые на него работают.

Государство, повторяю, грабит лишь предпринимателей, поэтому бедным-бедно… как церковная крыса.

Бедно государство – это верно. Но можем ли взять на себя смелость заявить то же самое о представителях государственной власти? Я бы не рискнул. Эти, наоборот, очень и очень богаты, поэтому, расставаясь с руководящим креслом, ничуть не унывают. Они в одночасье оказываются миллионерами.

Вопрос на засыпку: откуда несметные богатства у лидера одной из партий Жиринского? Вопрос не праздный. Потому что этот политический деятель никогда не занимался бизнесом (а, может, мы просто-напросто не знаем?), даже чисто по-российски. А миллиарды у Беломырдина, который также не был замечен на ниве предпринимательства, или у супружницы бывшего мэра Москвы Баторлиной? Баторлина, по правде говоря, – на особицу: ее несметные богатства созданы на строительном рынке первопрестольной. Причем, с чисто российского нуля.

У госпожи Баторлиной есть предшественница. Не в России пока, а опять же у проклятых «америкашек». Там одна дамочка, на глазах миллионов, к своим семидесяти годкам стала сильно богатенькой, сделав бизнес на сборе и утилизации жестяных консервных банок. Умирая, бабулька завещала накопленное сыновьям. Конечно, у тамошней сильно предприимчивой бабульки не оказалось, как у Баторлиной, миллиардов, но наследники не в обиде: чуть больше ста миллионов долларов – это тоже кое-что.


P. S. А Храброва-то уже, я извиняюсь, – ку-ку, нет. Нашли в камере СИЗО удушенным. Логичное завершение жизни российского миллионера. А Вороксин, подельник, оказался мудрее: порыскав по бескрайним заграничным просторам, вернулся в родные палестины, кинулся в ноги власти и возопил: «Простите, окаянного! Я больше не буду!» И простили. Сжалились, видать. Пронял он суровые сердца власти нашей. А как иначе-то? Нам предками завещано: милость к падшим проявлять3.

Дунькина радость

Железнодорожный вокзал. Зал ожидания для транзитных пассажиров. Их, то есть пассажиров, в этот час и с десяток не наберется. Потому что до прибытия очередного поезда дальнего следования, о-го-го, сколько остается.

Из боковой двери, которая всегда, так сказать, на клюшке, появляется женщина неопределенного возраста; на ней – униформа, а голова низко повязана цветастым большим платком и, намеренно громко гремит ведёрками, шумно волочит за собой швабру, по-хозяйски оглядывая вверенную ей территорию.

– И чё не сидится людям, – ворчит женщина вслух, делая ударение в последнем слове на втором слоге. – Ездют и ездют… Вместо шастанья по вокзалам, сидели бы дома да чаи распивали в свое удовольствие… Грязь только разносят. А я… – женщина (опять-таки намеренно) останавливается возле диванчика, на котором одиноко сидит, уткнувшись в глянцевый журнал, модно одетый молодой мужчина, хотя вокруг все другие диванчики свободны, и начинает размахивать влажной тряпкой, то есть стирать пыль, – гни на вас спину.

Мужчина, ни слова не говоря, пересаживается на другой диванчик и вновь прячет лицо за журнальными страницами.

Дуняшка (вообще говоря, так-то ее называет лишь большое начальство, ну, то есть сам начальник вокзала, а товарки куда проще – Дунькой) прерывает процесс размахивания тряпкой и, вперив глаза в мужчину, громко, чтобы все слышали, спрашивает: