Самое же главное, именно от сестры Оск узнала девушка о пяти Дочерях Тьмы – великих одержимых душах. При жизни они совершили злодеяния, что превзошли все известные в истории. Восседают Дочери на костяных престолах в Лабиринте Тьмы, и именуются в старинных манускриптах Ликами Зла. Увы, Оск была всего лишь монахиней и знала о них слишком мало – книги о служителях Тьмы были доступны далеко не всем. Одно юная монахиня знала точно: раз в тысячу лет Лабиринт Тьмы оказывается очень близко от Земного Предела, и тогда исчадия Зла просыпаются повсюду, а Дочери Тьмы совращают невинные души, собирают армию и получают телесное воплощение. И каждую тысячу лет случается Великая Битва, и всякий раз она может оказаться последней. Именно своей юной наставнице рассказала Астейн о странной встрече в лесу в ночь, когда погиб отец Балдред. Сестра Оск заметно побледнела и безцветным голосом пролепетала:

– Дочь Горького Безумия. Ты встретила Дочь Горького Безумия. Это плохо, очень плохо. Они не отпускают тех, на кого положили глаз. Чем ты могла им приглянуться?

Вот уж вопрос, так вопрос! Красотой несказанной, не иначе. С таким же успехом Астейн можно было спросить, где находится тайная столица лесных эльфов.

Дочь Ингвальда платила сестре Оск не только дружбой, но и теми знаниями, что получила от бабушки Хервёр: она гадала ей. Монотонное течение сонной монастырской жизни вроде бы не готовит своим обитателям нежданных порогов или водоворотов, но Оск была скорее увлечена процессом гадания, чем надеялась на откровение. Едва ли не каждый вечер они убегали за стены обители, где на маленькой лужайке в березовой роще Астейн вставала лицом к северу и бросала руны на шерстяную накидку к вящему восторгу румяной от возбуждения подруги.

Месяцы, проведенные в обители, не прошли даром: при поддержке сестры Оск и под надзором матушки Луты разрозненные и весьма отрывочные знания постепенно сложились в живую карту, сплетенную временем и пространством. Посреди этого плетения Астейн узрела себя и свое место в подлунном мире.

Неопытность юности не позволила ей понять – редкая карта не врет.

* * *

Однажды в трапезной приключилась престранная история, возвращавшаяся кошмарами еще несколько ночей, пока навязчивые воспоминания не притупились под натиском событий куда более страшных.

В тот вечер как обычно сестры совершили молитву во славу Предвечного Света и Всеблагой Девы-Матери. Вернее будет сказать – кто помолился, а кто в тени резной колонны молча постоял: день за днем учила Астейн молитвы и нараспев повторяла их за сестрой Оск, но сложные слова и витиеватые фразы с завидным постоянством бесследно покидали дурную голову уже к вечеру.

– Это все оттого, что ты так и не открыла сердце Предвечному Свету и Деве-Матери, – выговаривала Оск неразумной ученице и забавно хмурила светлые брови.

Возложив на алтарь дары – выращенные собственноручно на суровой северной земле нехитрые плоды и цветы – они прошли в трапезную. Сокрыв глубокими капюшонами головы и храня молчание, как положено по законам обители, приступили к еде. Несколько раз матушка Лута ругала Астейн за то, что та вовлекает сестер в праздные беседы за столом:

– Предвечный Свет помогает нам в праведном труде, дарит земные плоды и позволяет взращивать колосья. Насыщая тело, мысленно мы должны возносить ему благодарственные молитвы и наслаждаться вкусом даров. Глупая болтовня за едой – кощунство и неблагодарность! Помни, Аделина, трапеза – это продолжение молитвы!

Лута перестала называть ее старым именем, но к новому послушница привыкнуть никак не могла. Девушка запомнила строгие наставления и приучилась молчать.