Пока подыскивал мягкие слова, должные бы укротить рвение секретарши, и когда наконец нашел, осекся: на лице Нины Павловны обнаружил явную обиду. «Зашла же она в совершенно ином настроении, так? Или он не обратил внимания? С чего это она вдруг разобиделась? Вот прелести совместной работы с женщиной! Будь на ее месте мужик, – не потребовалось бы никаких китайских церемоний. А тут… Но в смысле аккуратности, исполнительности работник она – поискать. Да и вообще приятно: красивая женщина!» Подумалось без каких-либо потуг на фамильярность; тем более исключалась возможность каких-то шашней. Вслух произнес:

– Передайте директору комбината Зорину: пусть срочно зайдет ко мне! И пока он будет в моем кабинете, никого ко мне не пропускайте.

– Слушаюсь!

«Ну вот опять… Так, по-военному, отвечает, когда чем-то недовольна, – в порядке, так сказать, скрытого протеста».

Пока Нина Павловна обиженной походкой еще шествовала к двери, Кэремясов склонялся уже над красной папкой.

9 часов 5 минут

Прошла по меньшей мере минута, после чего Кэремясов с тяжелым вздохом раскрыл папку.

«Отчего же герой обязательно должен любой пустяк делать с «тяжелым вздохом»?» – наверняка подумал какой-нибудь въедливо-дотошный читатель. Тут же и заподозрил автора в суконном бытописательстве или, еще не слаще, допотопном натурализме.

Увы, дорогой читатель, на сей раз, извини, ты жестоко ошибся. И вздох, и тяжесть его – не архитектурное излишество стиля, сущая правда. Поставь-ка себя на место героя, – запоешь ли? Того и жди очередной неприятности! Но что до Кэремясова, не только в том дело: с этого мгновения как бы переступал черту, за коей кончалось все личное и начиналось служение…

Почту открывало директивное письмо из обкома партии «О дополнительных мерах к предстоящему охотничьему сезону».

Как реагировать, если план, само собой, поднят до потолка? А так: тужиться, ясно, придется из последних сил. Но просто тужиться – мало. Рассуждаем логично: достигнем ли положительного результата? Нет, не достигнем. Значит, надо расширить клеточное звероводство. Соответствующая телеграмма в Госкомснаб послана? Послана. А-а, вот и ответ! Так и предполагали: «Железной сетки для звероферм в наличии не имеем…» Обещание: завезут в следующую навигацию… Врут? Само собой. Что делать? Хандрить? Канючить? Дудки! Рукава, можно сказать, засучены – держитесь двери инстанций и контор: кулаков жалеть не будем. Не надейтесь!

Азарт, сродни охотничьему, охватывал Мэндэ Семеновича всякий раз, когда наступал священный час биться не на жизнь – насмерть с бюрократами и чиновниками! Представлял их в образе дьяволов. Себя ощущал легендарным Боотуром. Конь ржал. Меч сверкал молнией.

Ого! Пакет из самого Центрального Комитета партии! «Для принятия мер» по существу жалобы заведующего сберкассой. Ну, лиса! Его сняли с работы за беспробудное пьянство, а он – ишь, жук навозный! – настрочил, будто подвергся травле в отместку за нелицеприятную критику…

Кэремясов огорченно замотал головой: «Эх, голуба, кого вздумал вводить в заблуждение – партию! А-я-яй! Теперь уж придется исключать из рядов. Тогда пожалели. А теперь обязательно придется. Оказывается, он не только алкаш, но и кляузник!»

9 часов 20 минут

Вдруг дверь кабинета резко распахнулась…

– Гражданин! – Голос Нины Павловны, странным образом огрубевший, вибрировал от гнева. И предназначался он некоему нахалу в огромных, с голенищами выше колен, охотничьих сапожищах.

– Я вам не гражданин, а товарищ, товарищ Муськина! – резким фальцетом прокричал человек, уже влетев тем временем в кабинет.

– Товарищ!!!