Чудо! Только оно выручило бы…

Умей Кэремясов молиться – взмолился бы. Горячо. Страстно. И вознесся бы его немой вопль: «Помоги! Сделай, Всемогущий, так, чтобы Чагда не скупясь подарила богатую россыпь! Яви щедрость, Всемилостивый! Что тебе стоит?»

Да, так оно и было. Просто не знал Кэремясов, что он молится-взывает всем существом, ибо опять уже впал в невменяемость; опять его тело не принадлежало и, значит, не подчинялось ему – автоматически, точно пьяное, моталось взад-вперед по кабинету.

А тут и голоса стали слышаться.

«– Кацо, бремя на моих плечах находится на критической черте. Добавь хоть грамм – мне каюк!»

Узнал: Мурад Георгиевич Кайтуков, директор прииска Аргас. Лет двадцать тому прилетел на Тэнкэли из Осетии. Здесь и семью завел, здесь и облысел. Но мужчина еще крепкий. Как говорится, орел – до последнего дыхания орел.

И другой голос возник.

«– Даст бабушка Томтор – выполним. А не даст…»

Он, он, главный инженер Петр Петрович Бястинов, тугой на язык, жадный на обещания. В действительности же не станет сидеть с подставленной ладонью, ожидая даров от «бабушки», – без шума и крика сделает все возможное.

А это чьи слова?

«Хватит! Это безумие без передыху носиться на предельных скоростях! Лично я не согласен так жить дальше ни одну минуту! Хочу нормальной человеческой жизни: вовремя засыпать и вовремя просыпаться, посещать филармонию, ходить в кино! Хватит с меня! Освободите меня от этого адского ярма!» – И даже пахнуло въедливым запахом «Прибоя».

Узнал и без того: Евгений Витальевич Кудрявцев, хозяин прииска Табалаах. Горяч! Темперамент как у табунного жеребца – вот и несет… Ничего, ничего. Пусть полыхает пламенем из ноздрей – скорей успокоится…

8 часов 55 минут

Пять минут, оставшихся до начала рабочего дня, Кэремясов позволил себе вздремнуть.

9 часов ровно

– Доброе утро, Мэндэ Семенович!

– Доброе, Нина Павловна. – «Какое там «доброе»! Чернее черного!» – подумалось само собой.

– Сегодняшняя почта. – Секретарша плавным изящным движением положила перед ним красную дермантиновую папку.

Тяжело вздохнув, Кэремясов открыл ее было, но тут же и решительно захлопнул.

– Этим займусь позже. Я там кому-нибудь нужен?

– Нужны. И многим. Редактора газеты я направила ко второму секретарю – хочет показать новую передовицу. Нектягаева, бригадира из совхоза «Тэрют», сплавила в управление сельского хозяйства.

– Зачем он приехал?

– За ветврачом.

– Ладно. Хорошо.

– Председателю поселкового Совета Зубко требуется, чтобы водовозную автомашину добыл для него именно первый секретарь райкома.

– Ну и как?

– Как миленький потопал в райсовет. И вообще все рвутся обязательно к первому секретарю. Как в бытность Ефрема Тихоновича…

Кэремясов прихмурился: не поощрял, когда при нем в непочтительном тоне упоминали его предшественника.

Нина Павловна поперхнулась было, но закончила непримиримо, еще более твердым, холодным голосом:

– Прошло уже больше года, а никак не привыкнут. Ничего. Привыкнут.

– Хорошо, – Кэремясов побарабанил пальцами по настольному стеклу. «Хорошо-то хорошо, да ничего хорошего. Как в слышанной недавно частушке, – подумалось с укоризною, но и, признаться, с некоторым удовлетворением. – Давно пора менять стиль руководства! Ох давно! С первых же дней он установил неукоснительный порядок: пусть никто не ждет, когда соизволит открыть рот первый секретарь, не ждет ничьего указующего перста – сам распоряжается на вверенном ему участке. Такой принцип замечателен тем, что дает людям большую самостоятельность, расковывает инициативу, повышает их гражданскую ответственность…» – И сама мысль, и красивые слова, в какие она облекалась сейчас в его уме, – все это не могло не радовать Кэремясова. – Но… иногда мы, кажется, переигрываем. Вот, например, с этим бригадиром из «Тэрюта» не мешало бы встретиться, обсудить, что и как…