– Вот так внук у вас! – молодой женский голос заставил меня помрачнеть и скривиться.

– Чего? Да как ты… – не закончив выплеск гнева, я, обернувшись, разглядела незнакомку. Взор голубых глаз этой невысокой, стройной, как осинка, юной девушки уже был способен леденить душу. В нем была невозмутимая строгость; точно такую я встречала во взгляде нашей пожилой учительницы литературы. Стрижка «Гаврош», старомодные очки, сорочка и брюки клёш – внешний вид девушки меня слегка рассмешил; но сходство черт лица и даже голоса не давали покоя. А вскоре меня посетила мысль, что перед нами внучка моей учительницы.

– Ты, случайно, не Каледина? – спросила я нескромно, позабыв о Мите, который заинтересовался стареньким мотоциклом, что был припаркован неподалёку.

– Да, но откуда вам известна моя фамилия? – отозвалась девушка, она выглядела удивлённой. – Насколько помню, мы раньше не встречались, бабушка.

– Я девочка! – крикнула я, разозлившись. – Ты внучка Акулины Анатольевны. Такая же мерзкая!

– Ты была девочкой, не спорю, но во времена, когда по земле бродили динозавры! – незнакомка рисковала очень сильно меня разозлить. – Моих родственников забрал неизлечимый недуг… Я с тринадцати лет одна.

– Прости, я не знала, – мне стало очень стыдно.

– А вы простите, что грубила вам, – девушка опустила голову и негромко произнесла:

– Акулина Анатольевна – я.

– Очень приятно… – у меня разболелась голова от страшных подозрений. И я молила, чтобы они развеялись, чтобы эта девушка оказалась просто тёзкой моему школьному кошмару. – Какой сейчас год?

– 1967-й, – ответ Акулины расставил всё по местам, а я схватилась за голову в панике. Меня забросили в прошлое! В далёкое прошлое, где нет ни Виталика Ярилова, ни мамы, ни Любы… Здесь не должно быть Полины Воробьёвой! Мне предстояло навечно остаться бабой Дусей, которой все, кроме Мити, видели меня… Если я настолько стара, как говорили окружающие, то вряд ли смогу дожить до того самого будущего, где столько людей и один, но очень важный в моей судьбе блэквим будут горевать без меня. Только обещание, данное Мите, не позволило мне убежать, спрятаться в безлюдном месте и горько зарыдать, ведь внутри чужого тела я оставалась беспомощной девочкой, не готовой к таким поворотам. Но клятва отвести его к отцу убеждала оставить слёзы на потом. Представившись молодой Акулине Евдокией, я посвятила ту в случившееся с Митей. Девушка предложила нам добраться до города на её мотоцикле. Мы согласились.

Мы ехали с ветерком, тем временем Акулина рассказала мне, как уже четвёртый год пашет в подпольной мастерской, втайне от боссов читая привозимые ими из-за границы художественные книги. Она мечтала покинуть ненавистное место, поступить в педагогический университет и когда-нибудь, пусть через много лет, стать учительницей литературы.

– Вы осуществите свою мечту, – с гордостью произнесла я, впервые посмотрев на будущую учительницу другими глазами, и по-настоящему стала её уважать. – Отвечаю!

Мы молчали до самых ворот города. Остановившись в одном из спальных районов, Акулина помогла мне и малышу Мите слезть и, пожелав нам удачи, собралась обратно.

– Я приложу все усилия, чтобы однажды ваши слова сбылись, Евдокия! – объявила она; я успела показать той воодушевляющий жест, прежде чем Каледина умчалась.

* * *

Прошло около часа, прежде чем я догадалась побольше выяснить у Мити о его отце. А те пятьдесят с чем-то минут, что мы пробыли в Саинтзбурге, шагая по улочкам и проспектам, разыскивая одного из его жителей, как иголку в стоге сена, я говорила с новым другом обо всём на свете. Когда же вспомнила, что не знаю даже, как зовут человека, которого мы собираемся найти, я удивилась, почему мой спутник сам до сих пор не рассказал об этом. Мальчик помрачнел, понимая, что уходить от темы я не намерена. Ему было неловко признавать, но весь тот путь, что он прошёл со мной, помог ему впервые со дня трагедии вновь почувствовать себя счастливым и впервые в жизни действительно нужным кому-то. Ему хотелось продлить его как можно дольше, но, чувствуя, что я начинаю сердиться, он поведал мне всё, что знал об отце.