– На борту корабля, между прочим, помимо команды находилось семьсот с лишним сопливых носов! И за каждого из них я был в ответе!

– Семьсот с лишним детей? Ого!

– Представь себе!

– Куда же вы их везли?

– На Родину.

– Хорошо, а где были их родители?

– Ждали нас на берегу.

– Не понимаю.

Крепыш высокомерно посмотрел на меня и продолжил, понизив голос:

– Это был сверхсекретный рейс. Особое задание. Мы собирали по всему свету сбежавших от родителей детей.

– О, как! – неподдельно удивился я.

– Да-да! – глаза рассказчика лихорадочно светились. – Двоих мы сняли с Антарктиды, двадцать пять человек мёрзло на льдине в районе Северного Полюса. Целая детсадовская группа скиталась по непролазным лесам Амазонки. А одного мальчишку даже продали в рабство!

– Бедняжка…

– Да, мы обнаружили его в Африке. Представляешь, его кормили одной манной кашей. С утра до вечера!

– Не думал, что в рабстве кормят манной кашей.

– Ну да! Это же рабство, дядя! Рабство ещё хуже, чем детский сад!

– А в какой детский сад ты ходишь?

– Ходят в море, а не в детский сад. Да будет тебе известно, что я ни дня не провёл в детском саду, – Чевоксель надменно выпятил губы.

– А зачем тогда берёшься рассуждать про детский сад? Вот, например…

– А ты часом не детсадовский воспитатель?

– Нет.

– Тогда из тебя ещё можно сделать человека.

Чем так насолили крепышу детсадовские воспитатели, я выяснять не стал. Мне хотелось узнать, чем же закончилась история с кораблём и спасёнными детьми.

– Ну, так как же ты довёз детей до Родины без команды и капитана?

– Легко! У меня есть диплом капитана. Да, пара двенадцатибалльных штормов, в которые попал наш корабль – не в счёт.

– Родители детей наверняка ждали корабль на пристани?

– Ха, обезумевшие от счастья родители качали меня на руках! Правда, сопливая малышня, завидев на берегу родню, начала прыгать за борт и вплавь драпать кто куда, лишь бы не оказаться в их железных объятиях.

– А ты геройский малый! Тебя наверняка наградили?

– Нет.

– Это же несправедливо! Столько подвигов и на тебе – ни награды, ни грамоты.

– Точнее, меня наградили. Но я вернул награду.

– Зря. Покрасовался бы во дворе.

– Когда тебе дадут награду, можешь ходить и красоваться. Правда, не знаю, за что тебя могут наградить.

– Что-то твой приятель сидит в сторонке, – решил я сменить тему.

– А он не приятель, он – ПочемУксель.

– Почемуксель – это тоже имя?

– Да.

– И фамилии, и отчества, я так понимаю, у него тоже нет?

– Нет.

– Погоди, – мне было крайне любопытно, – если он не приятель, то кто тогда – брат?

– У меня нет братьев. И сестёр – тоже.

– Так он тогда твой друг? Да?

– Нет. Он – Почемуксель. А я – Чевоксель. И мы с ним больше, чем друзья. И даже больше, чем братья. Понятно?

– Нет, – честно ответил я.

– Да, так что с обменом? – Чевоксель вновь встрепенулся.

– Бери нож. Он мне без надобности. И брелок мне ни к чему. Возьми.

– Ну уж нет! Мне подачки не нужны! Брелок – твой, ножик мой!

И сорванец моментально соскочил с лавки и спрятал трофей в карман шаровар. Ухмыльнувшись, он произнёс:

– Ну ладно, пора нам. А, кстати, это твоя лавка?

– Нет.

– Тогда зачем ты привязал её к своей ноге?

Вопрос был неожиданный. Но, нагнувшись, я увидел, что моя левая нога крепко привязана к лавке. Причём петля вокруг щиколотки не сдавливала ногу, а аккуратно и прочно обвивала её. Тут я понял, что замышлял этот негодник. От грохота барабана я должен был придти в ярость и ринуться за Чевокселем, но, будучи привязанным, оказался бы в совершенно нелепой ситуации. Я мысленно поблагодарил себя за выдержку и терпение.

– Твой план не сработал, Чевоксель.

– Ничего, зато ты привязан к лавке. А ножика, чтобы перерезать верёвку, у тебя нет, верно?