– Да…

– Умница. А теперь ступай против течения.

– Я иду… Мария Аркадьевна мне боязно! Мне кажется, меня вот-вот не станет.

– Тебе нечего бояться, Софи. Твоя душа бессмертна… Ты идешь по темноту полю. Ты видишь, как впереди, над кромкой леса поднимается солнце. Это последний закат твоей прежней жизни… Солнце поднимается все выше и освещает весь мир. Где ты теперь, Софи? Расскажи мне, что это за место? Софи, ты меня слышишь?

Софи сидит неподвижно, откинувшись на спинку стула. У нее белое, как мел осунувшееся лицо. Барышня неровно и часто дышит, будто напугана чем-то.

– Ответь мне Софи! – требует докторша.

София Павловна молчит. Ее глаза плотно закрыты и видно, что под тонкой кожей век ходят из стороны в сторону глазные яблоки, как бывает у спящих.

– Что с ней такое? – спрашивает шепотом Ида Павловна.

– Сама не пойму, – так шепотом отвечает докторша.

Евдокия быстро уходит с балкона. Она останавливается подле стола и хмуро глядит на младшую сестру, потом оборачивается к Марии Аркадьевне.

– Сейчас же ее разбуди, – велит Евдокия Павловна.

– Да, разумеется… Дося заверю тебя, гипноз совершенно безопасен!

Докторша хочет уже щелкнуть пальцами, когда София Павловна судорожным рывком поворачивает голову в её сторону.

– Неправда, – говорит она холодным и отрешенным голосом.

– Что неправда, Софи? – спрашивает ее госпожа Каратыгина.

– Здесь ничего нет. Вы меня обманули, Мария Аркадьевна.

– Не бойся, Софи, – повторяет докторша. – Иди по темному полю на свет. Твоей бессмертной душе ничто не может причинить вреда.

София Павловна нехорошо улыбается Марии Аркадьевне. Улыбка получается кривой, словно у нее парализовала половина лица.

– А вы лгунья, каких еще поискать, – говорит она все тем же неживым голосом, отчетливо выговаривая каждое слово. – Говорю же, здесь ничего нет! И нет у меня никакой бессметной души. Я теперь знаю, кто я такая.

Худенькие плечи Софии Павловны дрожат, словно от лютого холода. Она лязгает зубами, ее голова валится на грудь.

– Маша, сделай что-нибудь! – велит Евдокия Павловна.

– Да-да… – Мария Аркадьевна щелкает пальцами.

Тело Софии Павловны вздрагивает. Она судорожно всхлипывает и открывает глаза.

В эту минуту над крышами Тобола в темном небе со свистом и треском распускается цветок праздничного фейерверка. София вытирает платком мокрые от слез глаза и смотрит по сторонам удивленным и недоверчивым взглядом.

– Расскажите, что со мной было? – пытает София Павловна докторшу. – Я ничего толком не помню.

Евдокия Павловна переглядывается с докторшей.

– Софи, девочка, ты уж прости, – говорит Мария Аркадьевна. – У меня ничего не вышло…

– Ах, как жаль, – вздыхает София и поднимается со стула. – А что же вы сидите? Идемте скорее смотреть фейерверк! Ида, это же в твою честь! Сегодня вся столица празднует возвращение нашей путешественницы! Вы только посмотрите, какое чудо!

И София Павловна выбегает на балкон.

Между тем, новые соцветия распускаются в темном небе над городом. Отсветы фейерверка ложатся на мостовую и стены особняков, отражаются в оконных стеклах. У причала возле подножия Алафеевской горы стоит потрепанное океанскими штормами экспедиционное судно «Гамаюн». Паруса свернуты, на борту не горит ни единого огонька. Все члены экипажа получили увольнительные и разошлись по домам.

– Я испортила вам праздничный вечер этим глупым сеансом. Но я и представить не могла, что может произойти нечто подобное, – говорит негромко Мария Аркадьевна. – Я думала, это нас развлечет…

– Перестань, Маша, – строго говорит Евдокия Павловна. – Тебе вовсе не за что извиняться.

– Машенька, в конце концов, ничего дурного не случилось, – замечает Ида Павловна.