– Нам надо еще раз обсудить два оставшихся произведения, поэтому объявляю десятиминутный перерыв, – сказал главный редактор, руководивший заседанием, которое проходило в отдельном кабинете ресторана. Беззвучно сидевшие в углу прислужницы вскочили, захлопотали.

Премия А., по сути всего лишь премия за дебют, благодаря своему престижу, была обласкана телевидением и присуждалась дважды в год в одном и том же ресторане в Цукидзи, где, кстати, одновременно заседало жюри премии Н.,[7] отмечающей произведения массовой беллетристики. Сугуро, которого три года назад приняли в члены жюри вместе с Кано, все еще чувствовал себя здесь новичком.

– Нодзава, вероятно, проголосует против обоих романов… – прошептал Кано сидевшему справа от него Сугуро.

– Я бы тоже вычеркнул оба. Тот и другой мне показались надуманными.

– На мой взгляд, это еще нельзя считать недостатком…

Сугуро не соглашался. Кроме того, его смущала жестокость, с которой Кано только что подверг разгромной критике претендентов. Слушая хлесткие слова Кано, безжалостные, как удары бича, он невольно вспомнил приятеля, который когда-то давно в маленьком кабаке в Мэгуро безапелляционно назвал его собственную книгу «сомнительной». Вскоре Кано получил эту самую премию А. и дебютировал на литературной сцене, а вслед за ним ее получил и Сугуро. С того времени прошло почти тридцать лет, и мало кто из их тогдашних приятелей удержался в литературе.

Кано выслушал с недовольной гримасой возражения Сугуро, глотнул пива и, продолжая хмуриться, сказал:

– В последние несколько лет уровень премии А. заметно понизился.

– Это правда, – согласился Сугуро, – Я тоже так думаю.

– Если не придерживаться строгих критериев, ее престиж окончательно упадет. Посмотри хотя бы, как в этом выдвинутом на премию романе описываются постельные сцены! На мой взгляд, самая настоящая порнография. Разве в этом подлинная эротика? Правда, Ёсикава? – обратился он за поддержкой к сидевшему напротив старичку, закапывающему в глаза лекарство. Ёсикава был известен как непревзойденный мастер короткого рассказа.

– Что ты раскипятился! – улыбнулся Ёсикава, успокаивая перешедшего на крик Кано. – Но в сущности ты прав. Подлинный секс нынешним писакам не по зубам.

Эти слова эхом отозвались в голове Сугуро фразой: «Вы избегаете писать о потаенных глубинах секса», и одновременно вспомнилось лицо Нарусэ, глядящей на него большими смелыми глазами.

– Сугуро, ты собираешься голосовать за этот роман? – спросил Кано. – Ты хорошо о нем отзывался.

– Нет. Я выбираю «Пейзаж с радугой».

– Не слабовато? – Кано, точно о чем-то вспомнив, посмотрел на Сугуро: – Когда эта бодяга кончится, надо поговорить.

– А сейчас нельзя?

– Я хочу наедине, – он отвернулся.

Вновь началось заседание. Каждый член жюри по второму кругу выставлял одну из трех оценок – «хорошо», «удовлетворительно» и «никуда не годится», после чего обосновывал свое решение. Когда процедура закончилась, приступили к подсчету голосов. В отличие от первого голосования, на этот раз выдвинутый Сугуро «Пейзаж с радугой» получил поддержку, и Ёсикаве вновь пришлось урезонивать недовольного Кано.

– Ладно, так и быть. На этот раз смолчу… – проворчал Кано. – Но неприятный осадок остался.

Ёсикава вместе с председателем жюри вышли из зала к журналистам, ожидавшим объявления результатов.

– После банкета встретимся в машине, – шепнул Кано.

– Неужто такая страшная тайна? – рассмеялся Сугуро.

– Не для посторонних ушей.

Кано, насупившись, погрузился в молчание.

Когда они оба сели в машину, Кано, после короткого раздумья, сказал водителю:

– В отель «Тэйкоку».