— Ай, — вторил мне чужой голос.

Превозмогая боль, открыла глаза и уставилась на мужика средних лет в белом халате, потирающего свой подбородок. Его темно-русые волосы ежиком торчали во все стороны, и блестящие лукавством глаза смотрели из-под густых бровей.

— И вот такова людская благодарность за помощь, — возмущался он, но как-то делано звучали его слова. — Не сплю ночами, переживая из-за ее головушки, да пузико ее потираю, чтоб не болело, а она?! — закатил он глаза, косясь на меня.

Он что, издевается, что ли? Судя по его смеющимся глазам, так точно, издевается.

— А чего вы так пугаете-то? — просипела я в ответ. В горле пустыня. — Пить, — прохрипела из последних сил.

Стакан воды появился по мановению волшебной палочки. Шучу, конечно. Добрый доктор, доводящий своих пациентов до инфаркта, поднес стакан к моим губам. Не доверяя себе, просто обхватила его руку, чтобы не расплескать живительную влагу, и жадно выпила все до дна. Так мало.

— Отпустишь руку — еще налью, — прозвучало со смешком над ухом.

— Вы уверены, что вы доктор? — спросила я, напившись всласть. Раньше не рискнула: вдруг воды не даст.

— А что, не похож? — нагло ухмыльнулся мужик.

— Не очень, — ответила честно.

— Я самый что есть настоящий, — возмутился мужик, — могу диагностировать у тебя пищевое отравление, множество ушибов и ссадин. И ты случайно головушкой не билась?

— Не похож ты на доктора ни разу, — зло пробурчала я. — Диагнозы ставить не умеешь.

В голове промелькнула консервная банка фасоли. А я ведь срок и не проверила. И удар затылком о дверь бани… Так испугалась, что и боли не почувствовала, а потом и об камушек стукнулась. Короче, мне досталось.

— Тебе не говорили, что твой язык тебя погубит? — с усмешкой.

— А еще говорили, что нужно быть честной, — не осталась я в долгу.

— Ох и ехидна ты, — несмотря на тон, его лицо озаряла улыбка. — И намучается с тобой Стас.

— А че ему со мной мучиться? Вы мне дверь откройте, я и пойду подобру-поздорову, — кивнула я, получив новую вспышку боли в многострадальной своей головушке. Но надежда, как говорится, умирает последней.

— Это не мне решать, — возразил мне недодоктор.

— А кому? — решила все-таки уточнить, все же судьбинушки моей касается.

— Станиславу, — кивнул он мне, продолжая бросать исподлобья на меня странные взгляды.

— Это который со мной намучается? — решила я уточнить.

— Он самый, — подтвердил он.

— Нехороший вы человек, — прошептала я. Покачала бы головой для пущего эффекта, да, боюсь, опять больно будет.

— Это еще почему? — удивился он.

— Добра своему другу не желаете.

И тут этот недодоктор засмеялся, запрокинув голову, да так, что слезы на его глазах выступили.

— А ты мне нравишься, — вынес он вердикт, отсмеявшись, — даром, что ли, рыжая.

А я все ждала, когда же начнутся скабрёзные шуточки по поводу цвета моих волос. Со школы привыкла к дразнилкам про рыжую и конопатую.

— А я вовсе и не конопатая, — возмутилась я тихо.

Но дразнилки не последовало, он просто уставился на меня, а я на него. Наши гляделки прервал голос Тима:

— Док, ну как она? Пришла в себя? — и, наткнувшись на мой внимательный взгляд, запнулся. Смотрит, и не поймешь: то ли рад, то ли не очень.

— Пришла, — кивнула я ему и тут же сморщилась от боли, но все же какое-никакое знакомое лицо. — А он точно доктор?

— Да, а что? — он кинул в сторону доктора непонимающий взгляд.

— Да подозрительный он у вас какой-то, — не дала я тому объясниться, на что доктор опять заржал как конь, а Тим в недоумении переводил взгляд между нами.

— Ну вы там скоро? — В комнату вошел Влад и, увидев смеющегося доктора, возмутился: — Что тут происходит? Ты чего ржешь?