Виктор нахмурил лоб, его глаза забегали. Казалось, что он что-то вспоминает.

– Подожди, – наконец сказал он. – Максимилиан Тёрнер? Он твой дед?

– А! Вспомнил?! – в глазах Уилла промелькнула некая радость.

– Конечно! Как я мог его забыть? Ведь это он меня тогда освободил, – на полном серьёзе заявил Викто́р.

Никки очень удивилась: неужели и ТАКИЕ мессоремы бывают?

– Ты всё врёшь! – спокойно, но со злостью сказал Уилл. – Никто из мессоремов никогда не предаёт своё дело! Это ниже нашего достоинства.

– Я говорю правду, – утверждал Викто́р. – В тот вечер он пришёл проверить меня, и мы разговорились. Оказалось, у нас много общего. Так мы выяснили, что нам не обязательно воевать, и можем быть друзьями. И он открыл клетку.

– Ты, ублюдок! Не смей говорить так про моего деда! У него ничего не может быть общего с ситкордисом! – прошипел Тёрнер.

– Но это действительно было так! – настаивал Викто́р. – А почему тогда, по-твоему, я не вырвал у него сердце? Да потому что я его не убивал! Когда я выпрыгивал из окна, он был жив – здоров. Думаю, это друзья – мессы его и грохнули, узнав, что он сделал. Подумай сам!

Викто́р говорил так убедительно, что Никки заметила замешательство на лице блондина.

– Я тебе всё равно не верю! – громко, но как-то неуверенно сказал Уилл.

– Хорошо. Тогда откуда у меня это? – Викто́р достал цепочку из-под футболки. На ней висел серебряный крест. Его украшали пять красных камней (вероятно, рубины): четыре по сторонам и один – большой – посередине. – Максимилиан отдал мне его.

Уильям насупил брови и стал всматриваться в крестик. Было понятно, что он узнал его.

– Это же семейный крест. У нас у каждого свой. А когда хоронили деда, его креста не было…

– Потому, что он мне его отдал, – подхватил Викто́р. – А я отдаю его тебе, – с этими словами он снял с себя цепочку и протянул Тёрнеру.

Ошарашенный парень подошёл ещё ближе к клетке и просунул руку между позолоченными решётками за семейной реликвией. В этот же момент Викто́р схватил одной рукой его за горло, а другую, в которой держал крест, воткнул в грудь парня. Руки Викто́ра обжигали решётки, но он, не подавая вида что ему больно, отпустил горло Уилла и хладнокровно обшарил его карманы. Найдя ключи от клеток, Викто́р резко вытащил руку из груди юного мессорема. В его окровавленной руке осталось сердце и реликвия семьи Тёрнера, с которой капала кровь на бетонные полы клетки Викто́ра.

Викто́р снова просунул руку сквозь решётку, чтобы открыть клетку ключом. Его «соседка» видела, как у него дымятся руки в прямом смысле этого слова. Времени на то, чтобы открыть дверцу понадобилось намного больше, чем чтобы убить Тёрнера и забрать у него ключ. На последнее ушло секунды три. Поэтому, выходя из этой тесной клетки, Виктору понадобилось сделать три – четыре захода, чтобы не остаться без руки.

Всё это время Никки не проронила ни слова. Она была обескуражена действиями Виктора. «Зачем он убил этого парня? По-моему, он уже был готов сам открыть клетку?»

Она посмотрела на окровавленное тело Уилла. Его глаза были открыты. Взгляд устремился куда-то в потолок. Казалось, он очень удивлён и обижен на пленника. Девушке было, по-человечески искренне, жаль молодого парня.

В это время Викто́р уже открыл дверцу клетку Никки. Его рука заживала от ожогов золотом. Никки показалось, что заживление идёт очень медленно. Она вопросительно посмотрела на Викто́ра.

– Мессы добавляют в золото какой-то секретный ингредиент, – пояснил он. – От него и заживает долго. Кстати, и болит очень, – пожаловался Викто́р.

Викто́р всё ещё держал сердце Уилла Тёрнера в руке.