нечто при определенном (ныне отсутствующем) условии, невозможно само по себе в качестве настоящего доказательства, так что те, кто его все же требуют, будут вынуждены вместо доказательства допустить определенную фактическую вероятность, которая, однако, на самом деле не является доказательством[290]. Это становится особенно понятно именно в данном случае, поскольку даже тот, кто решительно намеревался продать, не сможет искать и найти покупателя до тех пор, пока у него нет владения вещью (в случае личных исков о традиции – даже собственности). Таким образом, согласно этому общему рассуждению, мы вынуждены считать неудавшуюся продажу истца мотивом всей нормы права, а не условием ее применения.

Посмотрим теперь, как понимает этот вопрос римское право.

А. О просрочке в случае личных исков в большинстве из многочисленных фрагментов римского права об этом вообще ничего не сказано. В них говорится о безусловной обязанности ответчика возместить случайную гибель – без каких-либо исключений и без упоминания неудавшейся продажи истцом.

Продажа упоминается в единственном из этих многочисленных фрагментов, автором которого является Ульпиан, притом в следующих словах[291]:

«Item si fundus chasmate periit, Labeo ait, utique aestimationem non deberi: quod ita verum est, si non post moram id evenerit: potuit enim eum acceptum legatarius vendere».

Здесь дело понимается точно так, как я только что попытался его обосновать согласно общим рассуждениям. Обязанность возмещения с момента просрочки высказана безусловно. Мотивом обязанности названа просто возможность продажи, но гипотетическая реальность продажи не превращается в условие, без доказательства которого обязанность не должна была бы иметь силу.

Правда, кроме только что приведенного фрагмента Ульпиана можно еще учесть уже упоминавшийся выше весьма неясный фрагмент того же юриста об actio quod metus causa, где говорится о личном иске и о влиянии в нем просрочки или литисконтестации, заменяющей просрочку[292]. Однако этот фрагмент вследствие неясности высказывания абсолютно неважен для данного спорного вопроса. Он звучит так:

«Itaque interdum hominis mortui pretium recipit, qui eum venditurus fuit, si vim passus non esset».

Здесь «qui» в языковом отношении может означать как «quia», так и «si». Стало быть, это может означать «потому что он, возможно, продал бы его», а также «если бы он продал его». Этот фрагмент, стало быть, ничего не доказывает, так как его можно истолковать в пользу обоих мнений. Менее всего он доказывает допущение условия, поскольку тот же Ульпиан в приведенном непосредственно перед этим фрагменте воспринимал продажу не как условие, а как мотив, следовательно, такое же понимание следует допустить у него и в данном фрагменте для просрочки (или литисконтестации) в личных исках.

В. Точно так же Павел в случае иска о праве наследования или виндикационного иска подходит к обязанности недобросовестного владельца начиная с момента литисконтестации[293]:

«post acceptum judicium… damnari debebit secundum verba orationis, quia potuit petitor, restituta hereditate, distraxisse ea. Et hoc justum esse in specialibus petitionibus Proculo placet… In praedonis persona Proculus recte existimat».

Здесь снова предполагаемая общая возможность продажи выражается как мотив безусловной обязанности, а из этого не делается ограничительное условие на случай действительной продажи.

С. В случае исков in rem, в которых строгая обязанность ответчика обосновывается своеобразной просрочкой (неповиновением распоряжению о реституции), Ульпиан высказывается так