Б. П. Вышеславцев выделил в этой связи довольно распространённую методологическую ошибку. «Каждый исследователь41 и мыслитель, которому открывается новый закон или новая категория бытия, имеет неискоренимое стремление объяснить из этого открытия всё бытие. Такую тенденцию к абсолютизации отдельных моментов, присутствующих в общей системе бытия мы встречаем на каждом шагу в истории философии и науки… Ту же самую ошибку мы встречаем у Маркса и Энгельса: Маркс заметил зависимость духовных функций от функций хозяйства, … которая часто игнорировалась ложным спиритуализмом, и тотчас провозгласил хозяйство единственным достаточным основанием культуры и истории» (88, с.138—139). То есть в марксизме (и, к сожалению, не только в нем), мы видим мифологизирующую абсолютизацию социально ограничительной зависимости людей от техники (средств производства) и экономического «базиса», при игнорировании зависимости самой техники и экономики от культуры – права, науки и т. п. Одним из парадоксов марксизма стало то, что, говоря о социальном освобождении хотя бы и одного класса, это социоцентричное учение одновременно постулировало и созидало жёсткую социальную ограниченность человека, его детерминированность и подчинённость технике, экономике, общественному сознанию, «социальным законам», обосновывало социальную замкнутость посредством атеизма и антиэкологизма. Складывается впечатление, что марксизм изначально конструировался так, чтобы в обозримой исторической перспективе завести в тупик и нейтрализовать освободительные идеалы и потребности широких трудящихся масс, вернув их после заведомо провальных «социалистических экспериментов» на «магистральный путь» глобальной рабовладельческой системы. И это было замечено проницательными мыслителями, например, Н. А. Бердяевым, предсказавшим за несколько десятилетий до его реализации, крах советского строя, которому так и не удалось выскочить из марксистской идеологической ловушки. Сходную историю мы видим и в случае фашизма, который Б. Муссолини назвал хорошей, но плохо реализованной идеей и в истории многих других религиозных и политических движений и проектов. Поэтому, разумным людям надо различать такие политико-идеологические «капканные» прожекты…

Поэтому, марксизм стал не только методологией исследования социальных ограничений, сколько идеологией их создания и углубления. К сожалению, это родовая черта любой идеологии, как искажающей реальность мировоззренческой системы, направленной на реализацию паразитических социальных и политических интересов одних групп за счёт других. «Сам марксизм создал „троянского коня“, в чреве которого ввозились идеи, разрушающие общество, принявшее марксизм в качестве идеологии» (189, с.163), – писал С. Г. Кара-Мурза. В случае марксизма мы имеем целый комплекс методологических недостатков: это и незнание (сознательное?) исторической фактологии развития неевропейских обществ, приведшее к вульгарному евроцентризму, и расхождение абстрактного и конкретного, и ангажированность, и манипулятивность. Популярность же этой и многих других идеологий способна лишь вызвать подозрение в их истинности, ибо, как говорил Биант Приенский, «худших везде большинство», а Пифагор добавлял: «По торной дороге не ходи».

Однако «закулисные кукловоды», похоже, учли возможное разочарование масс в манипулятивных идеологиях и ввели в Конституцию РФ 1993 г. ст. 13, содержащую запрет на какую-нибудь государственную или общеобязательную идеологию. Таким образом, идеология в постсоветской России как бы вообще исчезла с сознательного уровня, а программирование поведения масс стало осуществляться в обход законодательства, на подсознательном уровне и через создание условий и ситуаций жизни, принуждающих людей «как бы» добровольно вести себя нужным для властей образом. По сути, это стало управлением через манипулирование системой социальных ограничений.