– Да, противники называли этих монахов пуповушниками, за то, что они входили умом в сердцевину и молились оттуда.

– Вообще ничего такого не слышал.

– Современная православная церковь стесняется этого направления своего монашества.

– Почему?

– Из-за плохой репутации чрева, как вместилища пороков. А вот сердце, которое время от времени начинает трепыхаться, как у кобеля, учуявшего течную сучку, считается обителью высоких чувств. Поэтому со временем сердечное место стали искать именно в области физического сердца, а не в центре тела, не в сердцевине.

– А на сколько это, вообще, соотносится с Евангелиями?

– Напрямую и соотносится. Иисус заменил низменный процесс поглощения материальной пищи – поглощением божественного.

– “Я – хлеб божий”, – процитировал Сергей.

– Вот именно. Достаточно заменить низкое на высокое и чрево становится вместилищем божественного, сердцевиной, сердечным местом.

– А что было с теми монахами, которые концентрировались на физическом сердце, – спросил Сергей.

– И так можно – лишь бы внутри, но сложнее и связано с перепадами эмоций, требующих особого контроля.

– Главное – лишить внешний мир внимания? – продолжал разговор Сергей.

– Да, в дальнейшем отцы церкви специально говорили очень расплывчато о конкретном положении сердечного места.

Я чувствовал, что силы ко мне возвращаются, и даже открыл глаза. Но зря это сделал, потому что в сумерках комната стала казаться угрожающей. Я потерял концентрацию на сердцевине и опять оказался прижатым к кровати, словно засыпанный мокрым песком. И снова отключился.

Проснувшись утром, совершенно здоровым, я сначала не мог понять, где нахожусь. Вспомнил, что был болен и меня здесь лечили. А пока одевался вспомнил и услышанный разговор, и свои видения. Все было очень странно. Захотелось незаметно сбежать. Но незаметно не получилось. Вошедшая в комнату Софья объявила, что мое обучение началось вчера, и что сегодня вечером я должен вернуться – она мне покажет комплекс с полотенцем.

Затем вошел Сергей и вызвался проводить меня до барака, в котором жил наш стройотряд. По дороге, он сказал, что главное в системе Романова – постоянное стремление войти вниманием, умом и волей в иррациональную и вечную сердцевину, совпадающую по своему расположению с низом живота. Таким образом происходит накопление энергии, а впоследствии – и отделение внутреннего человека от внешнего.

Когда мы обходили упавшую лиственницу, Сергей заметил что я побледнел, а мой указательный палец начал подергиваться. Он резко меня остановил, взял за плечи, и глядя в глаза, твердым голосом сообщил, что отныне я должен буду постоянно концентрироваться на сердцевине, если хочу выжить.

Я выполнил это требование, и после того, как почувствовал восстановление сил, продолжил движение. Перестал дергаться палец. Происходящее меня пугало и интриговало одновременно

Я спросил, какое отношение к религии имеет система Романова, подозревая, что меня хотят втянуть в какую-то секту. Сергей же ответил, что накапливаемая внутренняя энергия полезна и сама по себе, и в контексте любой религии, но поскольку Роман Романович православный христианин, то его система тесно переплетается с православием, и особенно с таким его направлением, как исихазм.

Я, как и почти все советские студенты, был далек от философии и эзотерики, но что то во мне без всяких толчков извне тянулось к этим знаниям. И не имея ни одного знакомого с подобными интересами, я после первой же сессии пошел и взял в институтской библиотеке книгу об индийской философии, немало удивив товарищей по комнате. И вот, испытав совершенно необычные для меня ощущения прикосновения к чему-то иррациональному, я хотел повторить этот опыт, и вечером не без некоторых колебаний направился к дому Романа Романовича. Так началось мое обучение, которое в основном сводилось к выполнению комплекса с полотенцем, но попутно меня познакомили и с другими упражнениями системы.