3. 3. Базарный день

Джетта, как и грозилась, пустилась в торг. Паладин наблюдал со стороны, как она спорила с пожилым гоблином. Его сморщенное лицо приобрело от южного солнца темно-оливковый оттенок. Крупный рот с толстыми губами мог бы послужить объектом насмешек, однако острый взгляд маленьких глазок старика говорил, что обидчик не останется безнаказанным. Воровка придирчиво осматривала амулеты, сердито хмурилась, находила в них несуществующие царапинки и жаловалась на недостаточную полировку. Продавец увлеченно расхваливал товар, размахивал руками с мощными ладонями и длинными тонкими пальцами, обвинял покупательницу в невежестве и ссылался на известных экспертов, вроде сеньора Мигеля с третьей улицы… Темная не соглашалась, твердила, что товар не стоит и половины запрошенных денег, и в конце развернулась уходить. «Эй, паслюшай, пасьледний цена! Грабищ старика, но не могу отказать такой очаровательный девущка», – окликнул гоблин с акцентом. Джетта обернулась, ее безразличное раньше лицо расплылось в улыбке:

– Дядюшка Гафар, вы по-прежнему несносны, – пожурила она продавца. Тот раскрыл объятья, и Темная потонула в его огромных руках.

– Зато юрький Джи совсем вирос и сьталь красоткой.

На этих словах гоблин отчего-то подмигнул Сельмо. Тот от неожиданности смутился. Пока Темная и торговец обсуждали общих знакомых, дель Пьёро размышлял о том, что сам он никогда не любил эти вот церемонии южного базара. Ему было глубоко плевать на игры между продавцом и покупателем. Он просто платил, сколько просили. Не приходилось сомневаться, что гоблин знал о достатке воровки, а та знала о том, что он знал, и всё же оба исполнили свой танец с саблями. Не ради зрителей, а поскольку этого требовал обычай. Отец не раз сетовал на то, что Сельмо вырос «упертым бараном» и не желал постигать тонкости дипломатии. Паладину были известны правила, но следовал он им исключительно в рамках необходимости. Пластичная, как глина, Джетта хранила в рукаве тысячу и один облик с разными вариантами поведения в зависимости от участников спектакля и зрителей. Она наверняка знала тонкости того, как нужно себя вести с высокопоставленным гномом и рядовым эльфом, причем в зависимости от собственной роли. Отец такого специалиста в свою агентурную сеть с руками бы оторвал. Не факт, кстати, что он не пользовался услугами воровки. Кто только ее услугами не пользовался… На этой мысли настроение Ансельмо дель Пьёро сползло ниже уровня местных катакомб. Но почему-то даже ревность не смогла остудить его решимости. А может, наоборот, ее подпитала.

Парадоксально: чем сильнее Джетта сопротивлялась предложению Паладина, тем сильнее ему хотелось видеть девушку своей женой. И тем больше он находил доводов в пользу такого развития ситуации. Даже там, где, казалось бы, искать было нечего. Например, из всей отповеди, что Паладин только что получил, он сделал совершенно неожиданный для себя вывод: Джетта, наверное, единственная его знакомая, которой не нужны ни его титулы, ни деньги, ни статус. Если она выйдет за него замуж, то не ради них, а ради него самого. А она выйдет, рано или поздно. Или он не Ансельмо дель Пьёро, сын Первого советника Императора.

Темная тем временем скупила у гоблина почти половину лавки. Некоторые амулеты были Паладину знакомы, назначение других оставалось загадкой. Но то, с какой серьезностью – теперь искренней – Джетта в них копалась, говорило о том, что товар действительно хорош, а сама наемница напугана. Дело, которое им предстояло, у Анасельмо тоже не вызывало оптимизма. Хотя в итоге он был благодарен эльфу, подложившему воровке столь очаровательную свинью, что хоть целуй ее в пятачок. Теперь, после разговора по душам, кража карты и бегство Темной почему-то уже не казались столь ужасным ударом. Напротив, вопреки здравому смыслу, на душе у Сельмо стало легко. Настолько, что, отходя от прилавка зеленокожего знакомца Джетты, дель Пьёро обернулся к нему, улыбнулся и подмигнул.