Иногда меня смущали какие-то бытовые мелочи. Например, кто-то мог надеть мои тапки, которые я оставляла перед входом в гостиную, потому что здесь было так положено. Однажды я прихватила их с собой и положила рядом с собой, когда села на матрас. Глава дома сказал, чтобы я убрала их оттуда. Я не понимала в чем дело, он сказал, что он молится в том углу. Было неловко. Я сразу же их убрала обратно за дверь. Потом мне приходилось ходить в чьи-то. Это было неудобно, неприятно, но собственность здесь имеет весьма размытое понятие. Кто-то взял мою бутылку воду и отпил прямо из нее, а потом передал по кругу. Мои вещи – это мои вещи. Они этого никогда не понимали. Здесь все делилось между всеми: еда, одежда, даже моя бутылка воды.

Очень многое оставалось для меня туманным и неясным, например отношение членов семьи ко мне. Казалось, я слишком много значения придавала чужим людям, что они думают обо мне. Я сама делала их важными для себя.

И все-таки я задавалась вопросом: зачем я провела здесь столько времени? Почему осталась тогда? Я много путешествовала по миру, видела разные культуры, традиции, народы и их быт. Люди везде были разные, мне нравилось изучать их отличия. Самое интересное и уникальное в этом мире – это люди. Их жизни – это словно бесконечная серия археологических раскопок. Мне хотелось понять их, изучить устройство их быта и взгляды на жизнь.

Чем глубже я погружалась в их мир, тем больше я удивлялась. Я могла бесконечно рассказывать об их грехах, о моральной небрежности, беспринципности. Но вместе с этим они обладали разительным чувством свободы, которую может иметь лишь человек рожденный в пустыне. Считающий, что пустыня принадлежит ему. Они не следовали правилам, не оглядывались на осуждения, привыкли делать то, что хочется. Абсолютная свобода разума и действий. Вероятно поэтому они действовали так, будто бы не ожидали последствий.

Я выросла в другой системе. Она называлась СССР. Хотя я родилась уже на закате той эпохи, мои родители выросли в ней. А значит, они воспитывали меня, опираясь на те же догмы, которые вкладывали в их головы всю жизнь. Это была система контроля, и она жила в нас, даже когда сама по себе уже отжила. Люди, которых я наблюдала теперь, обладали свободой с самого рождения. Как и все мы. Но, похоже, они умели ей пользоваться. И, возможно, именно поэтому я осталась здесь – чтобы попытаться научиться ощущать себя свободной от любых навязанных социальных суждений и постулатов.

Когда весна уже была в самом разгаре, бедуины всем семейством в несколько поколений и я отправились на пикник в Маленькую Петру, отметить скорое начало Рамадана и следующее за этим наступление лета. Весна – единственное время года, когда цвет пустыни меняется и поверхность желтых песчаных холмов покрывается зеленым пушком. Скоро вся эта зелень будет сожжена палящим солнцем.

Мы приехали на пикапах и расстелили несколько покрывал, дамы вытащили приготовленные закуски и напитки. Дети быстро потеряли интерес к происходящему и предпочли носиться по пустыне, убегая иногда на сотню метров в округе. Воля. Некоторые женщины сидели на расстеленном покрывале, некоторые стояли как и я. Жена брата отца мужа Амины оказалась сидящей рядом со мной. Ее глаза были примерно на одном уровне с моими ногами. Она увидела какие красивые у меня ботиночки и попросила их примерить. Она не говорила по-английски, она показывала жестами. Какая же нелепая ситуация. Мне пришлось снять ботинки, встать на покрывало и смотреть как она их примеряет. Она была раза в три толще меня, но все же она с удовольствием отметила, что они ей подошли.