– Может, совместим приятное с приятным? – сладко проворковала она.

– Гм. Ну. – Максим достал из пачки сигарету, засунул ее в зубы, вынул, положил обратно. – А почему бы и нет?

– Я, вообще, с другой планеты! Там все также как здесь, только не так хорошо. То есть, как я понял, тут также плохо, как у нас, но тут гораздо лучше. Просто, наверное, потому, что тут, это как будто, там. То есть, тут, это и есть там, но тут нет ничего, что было там у меня. Ну, не в том смысле, что у меня там ничего не было. Тут почти то, что там, но другое. Вот, то же самое, но, как-то вот…

– Я ничего не поняла. Ха-ха-ха. Ты несешь какую-то чепуху.

– Тебе не понять… Как можно родиться на чужой земле? Мне кажется, все мы родились не у себя дома. Может, поэтому, все так плохо.

– Я очень люблю цветы. Все женщины любят цветы. А почему?

– Плохо потому, что мы воспринимаем все через прозрачные очки. Вернее, нам кажется, что это прозрачные очки. На самом деле они не такие. Они специальные. И кто-то их смастерил именно такими. Он хотел, чтобы мы видели все именно так, как он хотел. Но я не хочу так.

– Мне кажется, что цветы – это маленькие звездочки, просто они не висят в небе, а растут из земли. А женщинам нравится, когда мужчины им дарят цветы. Мужчины всегда обещают достать женщинам звезду с неба, но у них это не получается. Это никак не может получиться. А женщины очень хотят звезду. Вот и придумали, чтобы звездочки росли в земле, и мужчины дарили их.

– Цветам все равно. Они универсальны. Они всегда нужны. От них нет никакой пользы, но они всем нравятся, и их всегда все хотят. Мы вручаем их тому, кого любим или в день рождения, тому, кто родился, и кладем их на могилу тому, кто умер. Рождение и смерть, казалось бы, противоположные понятия. Но цветы, что там, что здесь – обязательный атрибут.

– Мне давно не дарили цветы. Очень давно. Может мне умереть, чтобы их мне подарили? Даже на день рождения не дарили в последний раз.

– Почему мы чужие на собственной земле? Или она не наша, или мы не ее. А? Может та земля, откуда я приехал сюда чужая, а эта как раз наоборот?

– Ты все время говоришь что-то, чего я не понимаю.

– Хочешь виски?

– Нет, я хочу… Нет, и есть не хочу. Давай виски. А как тебя зовут.

– Чудо-юдо-ры…. А тебя?

– А тебе зачем? Цветы мне подаришь?

– Макс! Ты… Ха-ха-ха! – Купер подошел вплотную к Максиму и смотрел ему в глаза. – Глазки-то горят алым пламенем. Не мог дождаться? Это что тут такое? Ха-ха!

Джон снял со спинки стула бюстгальтер. Девушка выхватила его у него из рук и выбежала из комнаты.

– Ха-ха! С этой кошечкой уже половина клуба перетрахалась. Черт возьми, я полностью протрезвел. Нужно поправить. Как, послушал «музло» наше? Или тебе не до того было? Так, ты сейчас как вообще?

– Я идеален нынче. Хочу петь. – Макс хихикнул.

– Где она достает такие конфетки? – Купер выпил виски. – Петь, говоришь, а?

– Я говорю… Мне кажется, я понял, что у меня никогда не было Родины. Что я жил во вражеском лагере. Среди чужих мне людей. Мне кажется, не зная своих корней, сложно найти себя. Или корни не нужны? Как узнать, где мой дом? Плевать, что я родился там-то. Это не имеет значения. Своя земля должна определяться как-то иначе. Или нет? Я запутался…

– Ты не запутался, ты поплыл. – Купер весело подтолкнул Максима к выходу.

– Секс-мотор и рок-н-ролл, секс-мотор и рок-н-ролл, – бубня, напевал Максим, пока они не вышли в зал.

– Я хочу на сцену, – заявил Максим.

– Давай посидим немного. Есть хочешь? – успокаивал его Джон.

– О! Точно.

Ближайшие полтора часа Максим молча сидел и жевал, погруженный в свои путаные мысли. Купер не трогал его, общаясь с подсаживающимися к их столику знакомыми. Вскоре Максим оживился и захотел пива, заявив, что виски он больше видеть не может.