Катя. Ее глаза. Волосы. Вкусные губы. Загорелая кожа. Место под блузой, куда не добралось солнце. Красивая бледность, ведущая к скрытой под блузой груди. Я хочу съесть ее, как приготовленное ей же блюдо.

Пока я приводил свои желания в действия, в голове, сквозь сладкие туманные волны, загорелся план дальнейших действий: «Линдянис, Лев Станиславович… Он любит Лору Матвееву. Мне нужно провести ночь с Лорой Матвеевой. Я, кто младше Ларисы почти на десять лет? В Брянске так не принято. Но я верю, что Лора – женщина современных взглядов, такой она выглядит, во всяком случае»

Любимый мной синий цвет стал огнем. И красные губы в огне у Кати. Тут же – две замечательные ямочки на пояснице. Мне захотелось прижаться к каждой губами.

«тщетный свет луны уйдет со мной… Пустая подушка… Обещаешь, что вновь наступит рассвет?..»

Я чувствую, что Бог стучит мной, как молотком. Внутри меня некто нес самовлюбленный бред:

– …умный, красивый… Что уж говорить, даже я, являющий собой олицетворение всех вышеперечисленных качеств…

А над телами нашими – оргиастические картины Древнего Рима…

Когда все произошло, я обессилено, словно бурлак, и татарин, произнес, тараторя:

– Я написал стих про свою любовь в ночи к полосе леса и про тебя…

– Давай, – сказала Катя довольно, но я не успел… не успел…

Мои глаза слипались. Я чувствовал себя огромным, будто в моей власти был весь мир. Стул, стоящий у кровати, казался маленьким – потому что расстояние от него до моих глаз, окруженных темной синевой звездного неба, казалось огромным. Везде горит свет, отпечатки фигур на сетчатке, но я сразу закрыл глаза. Черная или синяя точка блуждала в дрожащем и размытом фоне красноватого оттенка.

Я общаюсь с матерью Вики. В реальности Вика другая, не такая, какой я ее представлял.

– Почему она другая? – спросил я у себя в зеркале. За окном была осень. Я был все в той же кожаной куртке. За ремнем блестел найденный вчера пистолет.

Вдруг у меня отломился краешек зуба. Я его отломал кончиком языка, прямо перед зеркалом. Маленький треугольничек. Крови и боли я не чувствовал. Отошел от зеркала и стал смотреть фотографии Вики в фотоальбоме. Она и вправду совсем другая, не такая, какой я ее видел при знакомстве. Не маленькая блондинка, а высокая, рыжеволосая, и очень красивая, симпатичнее блондинки Вики. Я понимаю, что мать Вики права. Зря я так плохо обращался с Викой – я же не знал, что она станет выше, поменяет цвет волос.

– Почему вы называете ее Викой? – кричал я в недоумении. – Это же Юля!..

И моргнул. Затем увидел, что какая-то незнакомая женщина целится в меня из ружья. Она в дорогой дубленке. У ног в длиннющих сапогах – пакет из супермаркета. Рядом со мной растрепанная Катя, полусидя. Мы под одеялом. Я чувствую голое бедро Кати совсем рядом. В моей голове тупая истома. Пусть стреляют в меня, мне все равно. Но почему мне все равно? Кате вот не все равно, она хохочет.

– Люда, ты ведь не умеешь стрелять!

– Что это вы устроили? – Ружье опустилось, и Люда стала смотреть на нас, как мать смотрит на нашкодивших детей. – Глупый это вопрос…

– Вот именно! И ружье направлять на сестру тоже глупо. Сестра ведь знает, что оно не стреляет.

Я тоже присел, как и Катя. На улице уже стемнело. В соседней комнате светила лампа, она давала в спальню приглушенный свет. Но этого хватило, чтобы мне разглядеть Люду. Довольно симпатичная, но не похожая на сестру, похожи только цвет их волос – каштановый, так он, вроде, называется – хотя, если вглядываться дольше, даже и волосы не похоже, у Люды более темный оттенок. До меня донесся запах жареной картошки с кухни – в сковороде, от которой мы с Катей никак не могли найти крышку, оставалось еще на одну порцию. Пахло еще любовью, двумя разгоряченными телами, занесенным Людой свежим воздухом и апельсинами – их я увидел в прозрачном Людином пакете. Пока Люда снимала верхнюю одежду, Катя смотрела на меня с любопытством, а я, вспоминая свой сон, спросил ее: