– Это потому что я тебя пилю? – спросила Юля тихо, шмыгая носом.

– Нет. Это мне как раз в тебе нравится. Не поэтому.

– А почему же?

– Я тебя не люблю.

Я повернулся и таки посмотрел в ее голубые глаза. Волком взглянул на волчонка. Юля, по щекам которой текли слезы, стоически пережила удар.

– Я хотел сделать так, чтобы ты меня бросила, – стал оправдываться я. – Потому что это некрасиво, когда мужчина бросает женщину. Но вчера я подумал, что мужчина, в первую очередь, должен быть ответственным, поэтому решил первым заговорить о расставании.

Юля молчала, ожидая продолжения, поэтому чтоб дать ей понять, что всё, я сказал:

– Вот так.

– Вот так, – кивая головой, повторила Юля. Затем посмотрела на пруд из-за особенного громкого спора. Там дети решали, где у ворот из портфелей должна быть «верхняя перекладина» – выше плеча мелкого или ниже плеча толстого. Мы подождали, чем закончатся спортивные баталии, затем одновременно взглянули друг на друга.

– Ну, как знаешь, – сказала мне Юля, просто развернулась и так же просто ушла. Ее слова, простые и сухие, вонзились мне даже не в уши, а в глаза, прорезали зрачки тонким гвоздями, и что-то в словах было такое, что давало мне понять: нет, дружище, она с тобой не закончила. Я улыбнулся, скорее грустно, чем весело, подождал, пока спина Юли скроется за поворотом, и пошел тем же путем, что и она, наступая в следы, что оставляли ее короткие сапожки, делая эти следы глубже. Я думал, что это, должно быть, приятно – женское неравнодушие со знаком минус – но все же, понял я, стремление следовать своим путем с хорошим настроением в сердце ценится мной выше, чем женские мстительные капризы.

38

– Неудачник встречает себя же на улице, знакомится с ним и понимает, насколько его второе «я» успешно, поэтому в конце концов он решает от себя избавиться. Правда, от какого «себя» он пока не знает.

– Там еще Чендлер бросает ключ в ответ на ууу?

– Да, это всё из фильма про сестер Митчелл.

– С удовольствием не буду его смотреть.

Пока я шел, в моей памяти всплывал бревнами всякий мусор из прошлого. Не могу сказать, бывает ли у вас такое, вот у меня иногда бывает – тебе, вроде бы, есть о чем-то подумать, о насущном или более важном, отдаленном, но думаешь ты о всякой ерунде.

– Группа Штангенциркуль.

– Фамилия Немилая.

– Ты только посмотри на них… Без своих друзей они – ничто.

– Жаль, что в английском нету слова franic. Есть похожее frantic – нeистoвый…

– Ты это к чему?

Рон взял гитару и коротко пропел:

– She is a franic. Это ты.

Он посмотрел на меня. Я улыбнулся и спросил у Маши:

– Я тебе рассказывал анекдот про шизофреника, который в автобусе платил за двоих?

– Нет.

– И не расскажу.

– Зачем нам гитары? Будем играть ртом и видоизменять звуки на компьютере.

– Назовём группу в честь гаража. Он напоминает мне склад. Поэтому и назовем группу соответствующе. Warehouse.

Юля сказала «фе», Рон сказал «нет».

– Хочу узнать тебя поближе.

– Мне нравятся женщины, которые берут на себя невыполнимые задачи.

– Все, кто со мной встречались, выходили потом замуж. Если ты хочешь выйти замуж, но не за меня, то просто проведи ночь со мной.

– Где тонко, там и толсто.

Я решил думать о волосах Юли – это приятнее вышеперечисленной ерунды. Мягкие, шелковистые – хлопок, лен и патока. Образная листва на деревце. Каком? Ну, самое женское дерево, что я знаю, – это ива, но таких ассоциацией с Юлей у меня не было. Она, скорее, верба. И волосы ее – весенние почки. Еще у нее волосы, как шерсть у овечки. Уверен, если бы я с ней не расстался, такого сравнения в моей голове не возникло бы.

Не знаю – наверное, расставание с Юлей, несмотря на мое душевное спокойствие, все-таки грохнулось бомбой в мою воду памяти, и именно поэтому на ее поверхности оказались дохлые рыбешки в виде диалога из мешанины выше. Вот именно – дохлые, их время прошло, но я смотрю на них и думаю, как они плавали. И жизнь каждой рыбки смешана с жизнью другой, противоречит той реальности да и вечной логике тоже противоречит.