– Стало быть, понимаешь по-нашему, – он усмехается, но усмешка перетекает в оскал, – зачем глухим притворялся?

– Это не притворство, – объясняю я устало, – это магия. Вы же сами меня проверяли.

Опять получаю в челюсть, уже с другой стороны. Если они хотят, чтобы я говорил, то зачем лишать такой возможности? Видимо, это у них тоже элемент общения. От удара мысли проясняются, и я озираюсь по сторонам. Я хочу понять, что с моим спутником? Кажется, на него не обратили внимания. Иначе поинтересовались бы, где второй.

– Корабли вернулись? – вожак будто вгрызается каждым словом.

Я ощупываю языком внутреннюю поверхность щеки, рассечённую ударом, и отвечаю как можно более внятно:

– Приплыла целая армада. Сейчас камня на камне не оставят от ваших развалин!

– Врёт, – произносит надтреснутый голосок за моей спиной.

Худая лохматая девчонка деловито разглядывает книжку. Интересно, на какой странице она это подсмотрела? Учитывая, что том она держит вверх тормашками.

– Вру, – соглашаюсь я, чтобы не сразу замахивались, – это и ребёнку понятно! Никому вы не сдались. И других магов не найдёте.

Девчонка недовольно кривится и переворачивает книгу нужной стороной – видимо, дошла там до картинок.

– Не похож он на волшебника, – убеждённо заявляет она, – какой-то тощий и конопатый. Старый Уркис, тот ещё ладно! А этого надо съесть ночью.

Стерва. Зато я ей нравлюсь. Хотя бы как еда.

– Помолчи, Шустрая, – ласково щерится вожак, – если нет кораблей, откуда ты взялся?

На меня он смотрит ещё ласковее, но взгляд леденеет.

– С берега. Я там живу.

– Больше не живёшь, – решает одноглазый, – поднимайся и потопали.

Легко сказать! Помогать мне никто не рвётся. Я тихонько отодвигаюсь от мечей и встаю, держась за лестницу. Меня ведёт в сторону, но очередной толчок помогает устоять на ногах.

– Книжки откуда? – резко осведомляется вожак.

Оборотни из его свиты тревожно принюхиваются и поглядывают за стену, но мне их опасения непонятны. Там же нет никого – голый пустырь! Я медлю с ответом только потому, что пытаюсь проглотить кровяной сгусток.

– Из дома, – поясняю я, наконец.

Вожак недоверчиво щурит глаз.

– С собой зачем их таскаешь? На обмен?

– Читать люблю, – я пытаюсь пожать плечами, но выходит только одним, – я ничего не продаю и не меняю. Книги мои.

Он усмехается. Понятно почему. И тем не менее.

– Еду могу отдать даром. Раз магия вам без надобности, – предлагаю я в виде компромисса.

– Да мы не едим, – размышляет он, почёсывая свою гриву, – Шустрая, верни его писанину! Всё равно нам не разобрать эти каракули.

Девица резко пихает мне обе книжки, безошибочно находя самую уязвимую точку.

– Я не ребёнок, – просвещает она свирепым шепотком.

Вот что за люди, а?

Справедливости ради, днём они чуть симпатичнее, нежели при свете маяка. Я утешаюсь этим по дороге через мёртвые улицы, над которыми вяло поднимается осеннее солнце. И весь последующий месяц не нахожу других утешений. Улиц я больше не вижу, как и дневного света.

Что сказать? Живут они под городом, в глубоких разветвлённых подземельях. Иногда ходят в гости к соседям. По каменным переходам длиною в жизнь. У каждой стаи свои владения. Это строго оговорено, также как места охоты и делёж добычи. Я, к примеру, добыча Кривого, и другие не претендуют. По слухам, все претензии кончаются кровавой резнёй в чёрных коридорах, поэтому без необходимости стаи не встречаются. Разве что ночью, но это отдельная тема.

Ночью волки себя не помнят. Поэтому с заходом солнца все выбираются на поверхность – чтобы не мусорить в подземельях. Ну и чтобы поесть. В темноте они охотятся на кого попало, в том числе друг на друга. В первый день я задал наивный вопрос – не проще ли запираться до рассвета по одному? А днём бы жили по-человечески! Объяснения не получил, получил по ушам – ладно. Бьют оборотни нечасто и несильно – когда не хватает слов. Язык у них небогатый, даже имён настоящих нет. Но это общая загадка – с именами и названиями. Могу предположить, что к ним привязывали какую-то магию.