Она остановилась у перекрёстка, где две улицы расходились под острым углом, и её взгляд упал на ещё одну фреску, высеченную на стене разрушенного дома. Эта была больше, её краски сохранились лучше, и Элизабет шагнула ближе, её фонарь осветил детали, от которых её дыхание замерло. На изображении был город – не руины, а Ланкаир в его расцвете. Башни поднимались к небу, их шпили венчали кристаллы, что сияли, как маяки, отбрасывая свет на улицы, полные людей. Их одежды переливались, как жидкий свет, а в руках они несли дары – цветы, кувшины, камни, что сияли синим. В центре площади стоял фонтан, его вода струилась вверх, как живой поток, и над ним парил кристалл, окружённый жрецами в белых мантиях, чьи лица были полны благоговения. Но в углу фрески тень поднималась из-под земли – синий туман, его нити обвивали дома, башни, людей, и их силуэты растворялись в нём, оставляя лишь пустоту. Элизабет провела пальцами по этому краю, и её рука дрогнула: это было не просто искусство, а пророчество, высеченное теми, кто знал свой конец.

Она отступила, её взгляд метнулся к следующей фреске, что тянулась вдоль стены дальше по улице. Здесь изображение было иным: звёзды на небе сияли ярче, чем солнце, их свет падал на группу жрецов, что стояли вокруг алтаря, их руки были подняты, а лица скрыты капюшонами. В центре лежал кристалл, ещё бесформенный, но уже пульсирующий, и один из жрецов держал кинжал, чьё лезвие было окрашено красным. Кровь стекала на камень, и свет звёзд сгущался, превращаясь в синие языки пламени, что поднимались к небу. Но в стороне стояла фигура – одинокая, в тёмной мантии, её рука сжимала осколок, что сиял, как звезда, упавшая на землю. Элизабет замерла: это был Страж, тот, кого она видела в Лондоне, и его присутствие на фреске было как предупреждение, что он был здесь с самого начала.

Элизабет стояла у перекрёстка, её взгляд задержался на фреске со Стражем, чья одинокая фигура в тёмной мантии казалась живой под дрожащим светом фонаря. Синий туман сгущался вокруг неё, его нити вились, как змеи, что тянулись к её ногам, и она чувствовала, как воздух становится тяжелее, пропитанный чем-то острым, почти металлическим. Она знала, что Ланкаир не просто руины – это место было живым, его камни дышали памятью, а тени хранили истории, что ждали, чтобы их услышали. Её пальцы сжали рюкзак, где лежал свиток, и она шагнула дальше, ведомая инстинктом, что гнал её к центру города, к подземной библиотеке, о которой шептали древние строки.

Улицы Ланкаира извивались, как лабиринт, их повороты были резкими, стены смыкались над головой, создавая туннели, где свет фонаря тонул в тенях. Она замечала новые фрески, высеченные на каждом шагу, и каждая из них была как глава в книге, что рассказывала о Граале и его рождении. Одна изображала процессию: десятки фигур в белых мантиях шли к храму, их руки были полны кристаллов, что сияли, как звёзды, упавшие на землю. Их лица были скрыты, но в их осанке чувствовалась торжественность, смешанная с трепетом, а над ними небо пылало созвездиями, чьи лучи сходились в одной точке – алтаре, где кристалл начинал обретать форму. Элизабет провела пальцами по этим линиям, и её кожа ощутила холод камня, будто он всё ещё хранил отголоски того света.

Другая фреска, на соседней стене, была мрачнее. Здесь жрецы стояли в кругу, их мантии были запятнаны кровью, а кинжалы в их руках сияли красным в отблесках синего света. Кристалл в центре алтаря пульсировал, его поверхность становилась гладкой, но звёзды над ним меркли, одна за другой, как свечи, гаснущие под порывом ветра. В углу изображения синий туман поднимался из трещин в земле, его нити обвивали жрецов, и их тела растворялись, оставляя лишь тени, что тянулись к кристаллу, как голодные призраки. Элизабет отступила, её дыхание стало прерывистым. Это был не просто ритуал – это было жертвоприношение, и его цена была высечена в этих камнях с беспощадной ясностью.