Оля даже на секунду забыла, что до сих пор находится в университете, а не где-нибудь в тёмной подворотне. Тем более коридор освещался так себе — это ведь не учебная аудитория. И сразу страшно стало аж до вспотевших ладоней, сердце ухнуло в пятки, ремешок сумки соскользнул с плеча.

А ведь здесь тоже достаточно сумрачно и пустынно. После четвёртой пары все разошлись, пятая ещё в самом разгаре. Да и редко у кого пять пар, а психологи в основном занимаются на втором этаже, биологи — на третьем и четвёртом. Библиотека в противоположном крыле. А здесь, вот именно здесь, почти всегда вечером царят тишина и покой, и если нападавшему удастся затолкать её в один из кабинетов…

Ну уж нет! Не удастся!

Она резко шарахнулась в сторону, освобождаясь из цепкой хватки, развернулась…

Он! Опять он! А Оля уж понадеялась, что все неприятности в прошлом, что теперь всё наладилось, и даже отчасти поверила, что Гордин не такой уж маньяк и извращенец, как представлялось вначале. Ну мало ли. А он, похоже, действительно, просто притворялся и ждал подходящего момента.

— Вы…

Он что-то говорил, но в ушах по-прежнему звучала музыка. Да Оля и слушать его не собиралась.

— Вы…

А он опять попытался её схватить.

Ага! Сейчас!

— Руки уберите!

Она увернулась, отскочила подальше, прижалась к стенке, вытащила из ушей наушники и высказала ему всё, нарочно погромче, чтобы даже вдали услышали.

— Вы зачем меня преследуете?

Гордин не ринулся, как тогда в квартире, ловить её и затыкать рот, остался на месте, закатил глаза, тяжело вздохнул и произнёс — спокойно, неторопливо и… весьма саркастично:

— Зарецкая, я вот никак не решу. Или вы себя слишком переоцениваете? Или не справляетесь с бурной фантазией? Да кому придёт в голову вас преследовать? Ещё и приставать.

Ха! Ха-ха.

Или это он опять ей зубы заговаривает?

— А что тогда? — возмутилась Оля. — Скажете, вы ко мне руки не тянули?

— Ну, во-первых, не руки, а руку, — нахально поправил Гордин. — Во-вторых, хотел наушник достать. Как с вами разговаривать, если вы ничего не слышите?

Оля всплеснула руками, поинтересовалась негодующе:

— А как я, по-вашему, должна была об этом догадаться? Что вы за наушником.

— Ну да! — с нарочитой театральностью откликнулся он. — Гораздо ж проще и приятней предположить, что все только о вас и мечтают. Подкарауливают, пристают.

А ей все и ни к чему.

— У меня, между прочим, парень есть, — заявила она с вызовом.

Гордин опять закатил глаза, пробормотал тихонько:

— Сочувствую. — Затем ещё добавил: — Ему.

Вот же хамло! А ещё препод. Пользуется её зависимым положением — говорит всякие гадости, прекрасно понимая, что она не станет чересчур наглеть. Ей же ещё зачёт ему сдавать в конце семестра. Она и так уже натворила дел на пересдачу, даже представляется без труда, как «милаха» Артемий Андреевич измывается над ней, заваливая каверзными вопросами и заданиями и хихикает злорадно.

Но совсем уж удержаться и промолчать не удалось.

— А сами бегаете за мной и хватаете. Разве нет?

— Я вас окликал, — невозмутимо оправдался Гордин. — Но у вас же уши заняты. Вот и пришлось догонять, останавливать.

Оля фыркнула, вскинула подбородок.

— Ну и зачем это я вам понадобилась?

Он нарочно выдержал паузу — вот определённо нарочно — потом выдал, ещё и во всей красе своего артистического таланта:

— Уж извините, если вы чего-то другого хотели, на что-то другое рассчитывали, но я по делу. — И спросил, совершенно неожиданное: — У вас карта с собой?

— Карта? Какая? — озадачилась Оля.

— Университетская, корпоративная, — пояснил Гордин. — Которая пропуск.

— С собой. — Она дёрнула плечами. — Как бы, по-вашему, я в корпус прошла?