В итоге я добилась хоть от кого-то ответа: мне поставили под вопросом диагноз гепатит.

На тот момент для меня это было просто названием болезни, но, судя по экипировке врачей, явно заразной болезни. Испытывала ли я тогда стресс? Конечно. Для меня это однозначно был конфликт, очень большой конфликт в моей жизни.

Я помню маленькое окошечко в двери, в которое я подходила и смотрела. Там ходил персонал, ходили люди, и иногда смотрели ко мне в палату, иногда обходя её стороной.

Так было несколько дней, у меня только брали разные анализы, но не делали ни уколов, ни капельниц.

В итоге настало утро, обход. Я помню, как ждала этого времени. Я знала, что сейчас придут врачи: либо опять просто посмотрят склеры и язык и возьмут кровь, либо уже что-то скажут.

И в это утро была наконец-то новость.

Врачи зашли в мой бокс в обычных костюмах и без перчаток.

Что чувствовала я в этот момент – сложно описать словами. Тут больше внутреннее состояние. Мне уже казалось, что у меня ничего не болит, что меня сейчас отпустят домой, что я нормальная, я обычная. Смешанные чувства – между радостью, ненавистью, гневом и жалостью к себе…

Меня попросили взять мои вещи (а это халат, зубную щётку с пастой и тапочки) и пойти за ними в общую палату. Я послушный ребёнок, очень быстро всё взяла и пошла в общую палату.

Выходя из этого бокса, я иногда ловила на себе взгляды других больных и медсестёр, что-то подобное из истории, когда через площадь вели прокажённых.

Общая палата: три девочки, одной 16, второй 10, и вечером поступила третья – ей было, как и мне, 13–14 лет.

Мне ставят капельницу, большую капельницу. Я лежу, смотрю в потолок, а на глазах слёзы – от непонимания и какой-то глубокой обиды за всё происходящее. Внутри болит справа, горечь во рту и вообще никакого желания что-либо делать.

Наконец-то ко мне разрешают пускать посетителей. Честно, я уже и не помню, кто приходил, точно кто-то был из одноклассников, явно моя подруга со школьных лет, мама точно приходила и раньше, но всех этих моментов я уже не вспомню.

Палата, стол возле входа в палату, я прям отчётливо помню, как сотни тараканов вылезали ночью на этот стол, и как мы ночью их с девочками шугали, включая резко свет. О, славные времена, когда мы жили с тараканами под боком.

В палате я познакомилась с девчонками. В основном они лежали с пиелонефритом, а я не могла сказать, с чем я лежу, так как два диагноза не подтвердились. Мне под вопросом ставили гепатит, потом желтуху и что-то ещё, от чего меня капали я не знала, но чувствовала себя гораздо лучше, то ли от того, что я нашла с кем поговорить и знала, что я не одна, и что я не заразна, то ли капельницы и правда работали.

Ещё неделя пролетела, мне даже разрешили выходить на улицу. Мы с девочками выходили в больничный двор. Ощущение свободы и возможностей. Представляете, как всё-таки мало надо человеку? Просто глоток воздуха вне стен больницы.

Утро, обход, врачи, мы все ждём хороших новостей, когда придут и скажут: вам сегодня домой.

Меня эта новость не касалась несколько недель. Как только меня перевели в общую палату, мама с бабушкой приносили мне домашнюю еду. Я никогда не забуду этот вкус куриного бульона с рваным мяском курицы. Знаете, я ничего в жизни вкуснее не ела по сей день. Этот вкус сложно с чем-то сравнить. А ещё макароны с жареным фаршем и луком. Вкус дома, вкус любви, вкус жизни, нормальной обычной жизни. Этот вкус непередаваем в словах.

Врачи называют фамилии и подходят к каждой. Я жду своей очереди и тут слышу:

– Кирьянова, ну как ты?

Мне хотелось кричать: я хорошо, отлично, только отпустите домой.