Дима снял с себя тёплую толстовку и накинул её на плечи девушки, оставшись в одной футболке. Катя начала просить парня надеть её обратно, но он настоял. Тогда девушка одела толстовку на себя, и, выправив запутанные волосы, улыбнулась:

– Ну, разве сегодняшний рассвет – не чудо? Так свежо, так прекрасно и так легко на душе!

Но Дима проигнорировал Катин восторг,

– Почему ты не позвала меня? Я думал, тебе нравится встречать рассветы вместе со мной… – мальчик нахмурился и сел рядом.

Катя положила тетрадь в зелёной обложке на другое сиденье, и, смутившись, ответила:

– Я просто хотела сегодня утром дописать одну вещицу… Ну, мне нужно было сосредоточиться, и я решила погулять одна… Во мне всю ночь копошились мысли и не давали уснуть. Но, как назло, мои мысли не желали оборачиваться в нужные слова. Я решила прогуляться, пришла сюда, и здесь меня поцеловала муза…

– А, так там твои стихи? – загорелся Дима – Наконец-то я их увижу! Давай сюда тетрадь! – парень потянулся за Катиным секретом.

– Нет, нет, что ты! Их нельзя читать! – Катя схватила руку мальчика, – Да там ничего важного. Так, бред графоманский.., – девушка запнулась.

– Зачем ты их пишешь, если никому не показываешь? – удивился мальчик.

– Мне это не нужно. Это слишком личное. Понимаешь, я никому никогда их не показывала. Эти стихи – это частичка меня. Возможно, они кривы, косы и уродливы, но когда я перечитываю их, во мне возрождаются те мысли и эмоции, которые я чувствовала, когда писала. Эти стихи – это мои воспоминания, моя прожитая жизнь моими глазами. Никто не почувствует того же, что чувствовала я, когда писала их, и что чувствую я, когда их перечитываю. Они нужны прежде всего мне…

– Что ж, прости, я просто считал себя твоим лучшим другом, я думал, что мы доверяем друг другу…, – Дима опустил взгляд и скрестил руки.

– Ну, Дим, их никому нельзя читать – начала успокаивать Катя.

Дима не поднял взгляда.

– Дима, ну не дуйся! Хватит манипулировать мной, – строго сказала девушка, но парень вновь никак не отреагировал на эти слова, – понимаешь, это как с Троянским конём. Мой Лаокоон, мой разум, меня предостерегает, что я могу обжечься, доверив тебе такое сокровенное, впустив тебя в свою душу. Понимаешь? Я читала про взятие Трои и я поверю Лаокоону.

– Я не враг тебе, глупая, – тихо ответил мальчик, слегка обиженно взглянув в её глаза.

Тогда Катя, тяжело вздохнув, взяла свою тетрадку и протянула её Диме.

– На, читай. Только не смейся и не критикуй, я не собиралась никому это показывать.

Дима улыбнулся и взял тетрадь. Внутри себя он ликовал, но виду старался не подавать.

Толстая, 96-листовая тетрадь была исписана ровным почерком чуть более чем наполовину. Тем не менее, в ней было много помарок, зачёркиваний, рисунков, видно было, что тетрадь, в принципе, черновая, и не предназначена для посторонних глаз.

Дима пролистал несколько страниц, в поисках самого сокровенного. Здесь было ироническое стихотворение о правлении Лисы и Медведя в лесу, которое закончилось пожаром; было стихотворение, рассказывающее теорию, о которой накануне говорила девушка; было произведение о русалке, выкинутой штормом на берег далеко от воды, и о её трагической гибели; довольно большое произведение рассказывало о ямщике, которому в тёмную ночь два клиента наперебой советовали, как ехать, и в итоге повозка с ними всеми сорвалась в реку; было много рассуждений на тему России, несколько пейзажных зарисовок; и, конечно, несколько стандартных девчачьих стихотворений посвящённых загадочному «Ему», какие пишет любая в 15 лет. Катины стихи не были банальным нагромождением слов, это были лёгкие изящные рифмы, пронизанные нежностью и грустью. Юная поэтесса писала о том, какой «он» замечательный, о том, как девушка боится его потерять и как боится себе признаться, что влюблена до кончиков ресниц. Несчастная, видя, что весь этот лирический пубертатный бред читает всегда серьёзный Дима, то бледнела, то краснела, нервно теребя в руках ручку.