Охваченная этими мыслями, Лили решила всё же поговорить с Микки. Она понимала, что нужно что-то делать, что-то изменить, но слова застревали у неё в горле.

– Микки… – её голос дрогнул в редкий момент трезвости. – Мы же… мы же не всегда будем такими, да?

Он замер, затем рассмеялся и потянулся за сигаретой:

– Какие глупости. Мы – вечные, детка. Пока мир крутится – мы будем гореть.

Но когда он отвернулся, чтобы прикурить, она заметила, как дрогнул его подбородок. Слова его проносились мимо её сознания, и Лили вновь погружалась в его мир. Постепенно подобные моменты превратились в нечто привычное – короткие вспышки тревожных мыслей, которые незамедлительно затмевались бурей веселья. Вставать с колен, прощаться с этим миром казалось невозможным. И каждую следующую неделю, каждый новый день, их взаимодействие становилось все более интоксикационным – как опьяняющий наркотик, который она не хотела бы покидать.

Они ворвались в квартиру, шатаясь и смеясь, всё ещё под кайфом. Мир плыл перед глазами, краски смешивались, тело казалось невесомым, но в то же время горело, требуя большего. Микки прижал Лили к стене, их губы столкнулись в поцелуе – жадном, глубоком, влажном. Её пальцы зарылись в его волосы, дёргая, царапая, а его руки уже скользнули под её платье, сжимая горячую кожу.

– Ты хочешь этого? – его голос сорвался на хрип

Лили только хмыкнула, закусив его губу, и толкнула его вниз, утягивая за собой на ковёр. Их секс не был любовью – это был акт самоуничтожения. Зубы, оставляющие синяки-отметины. Ногти, впивающиеся в кожу так, что наутро оставались багровые полосы. Шёпот не нежностей, а чего-то тёмного:

– Ты моя. Только моя. Никто не возьмёт тебя так…

И она верила. Потому что после такого даже дышать без него казалось предательством.

Её дыхание сбилось, когда он спустился ниже, его язык чертил огненные узоры на её животе, бёдрах, пока она не застонала, сжав его голову ногами.

– Чёрт… Микки… – Её голос звучал хрипло.

Он усмехнулся, вжимаясь в неё, ощущая, как её ногти оставляют алые следы на его спине. Он вошел в неё резким движением, и её тело выгнулось в ответ, впуская его.

Ритм был бешеным, словно они хотели сгореть в этом порыве. Звуки их дыхания, хриплых стонов и ударов тел о пол растворялись в ночи. За окном проносились огни, но для них весь мир сузился до этой гостиной, до жара их переплетённых тел. Где-то гудели машины, но всё происходящее было вне их мира, для них ничего этого не существовало.

Волна наслаждения накрыла их разом – взрыв, ослепляющий, сбивающий дыхание. Лили вцепилась в его плечи, выгибаясь под ним, а Микки уткнулся лбом в её шею, дрожа от накатившей разрядки.

Когда они рухнули на пол, покрытые потом и следами друг друга, Лили вдруг осознала страшную вещь: даже сейчас, в момент максимальной близости, она чувствовала себя одинокой. Его объятия сжимали её, но где-то внутри уже зияла пустота – как после самой жёсткой дозы, когда кайф проходит, а на душе остаётся только тяжёлый осадок.

– Это было невероятно, – произнесла она, глядя в его глаза. – Я не знаю, как это получилось, но ты – лучший, кого я когда-либо встречала.

– Я чувствую то же самое, Лили, – ответил он, не отрываясь от её взгляда. – Мы обрели что-то особенное, и это только начало.

В тишине, наполненной ласковым шёпотом и трепетом, они остались наедине с тем, что произошло. Но в глубине её души всё ещё таилась тревога. Она знала, что их жизнь – это не просто красивая сказка, а сложное буйство чувств, которые требовали внимания и понимания.

Сначала это было похоже на волшебство – Микки знал, как сделать каждый её день ярким. Но теперь она просыпалась с ощущением, что живёт в чужих снах. Его снах. Даже воздух в их квартире казался другим – пропитанным его духами, его музыкой, его представлениями о прекрасном. Она ловила себя на том, что выбирает одежду, которая ему нравится, заказывает еду, которую предпочитает он, смеётся над шутками, которые кажутся смешными именно ему.