Никотин ее немного расслабил, плюс под его внимательным взором она выпила успокоительное.  Вкупе со слезами и переживаниями последнего дня, оно подействовало и как снотворное. Вскоре глаза ее стали слипаться, движения замедлились, и вопросы она задавать перестала, что несомненно порадовало мужчину. Ему бы со своими мыслями разобраться, расставить все события и последствия прошедшего вечера по местам в своей голове.

Ни о какой готовке и речи быть не могло, и майор просто заказал на дом пиццу, которую привезли уже через каких-то полчаса, горячую и ароматную. Однако в этот день ни у кого из них аппетита не было. Аня с трудом прожевала небольшой кусочек и, извинившись, ушла в «свою» комнату. Калинин накатил пару рюмок коньяка, без особого удовольствия дожевал остатки пищи и отправился в душ. Когда он вышел оттуда и проследовал к себе, девушка вроде бы спала. Диван она так и не разложила и даже не застелила себе спальное место, так и лежала в одежде, подтянув колени к груди. Поддавшись какому-то безотчетному порыву, майор зашел в комнату, взял одеяло, оставленное на другом краю дивана, и осторожно накрыл ее.

На следующее утро Калинин привез Аню в ОВД «Левобережное», однако прежде чем позволить ей пройти в кабинет следователя, он решил сначала переговорить с ним сам. Оставив Аню на стуле в коридоре, майор достал удостоверение и пошел знакомиться со старшим следователем Ковригиным.

Виталий Владимирович был примерно одного возраста с Калининым, но выглядел уже порядком уставшим от жизни. Когда майор, предварительно постучавшись, переступил порог его кабинета, тот утомленно перебирал бумаги на рабочем столе. На вошедшего он взглянул с неодобрением, не ожидая от его появления ничего хорошего, но увидев «красную корочку» немного подобрел.

— Да вы не волнуйтесь, это же обычная процедура, я не буду ее долго держать, — «успокоил» он Калинина после того, как тот объяснил коллеге свое беспокойство за «любимую девушку». — Она уже все изложила дежурному следователю в ту ночь, и фоторобот имеется. Мы лишь пробежимся по общим моментам.

— Просто она сейчас совсем в неадеквате, второй день на успокоительных, при малейшем упоминании об отце — сразу в слезы, — пояснил Дима доверительно. — Они давно не виделись — с матерью ее он в разводе был, с другой семьей жил, она его очень долго искала, только обрела  и такое…

— Ну да, — сдержанно сочувствуя, заметил следователь. — Ей еще повезло, что она из дома выбраться смогла. Да и вообще, что жива осталась…

— В том-то и дело, странно все это, — пожал плечами Калинин. — Если там были люди с оружием, и они обыскивали дом на предмет ненужных свидетелей, один, с ее слов, прямо в ванну зашел и… не заметил ее?!  Разве такое возможно? Если бы действительно искали, то нашли, и в живых вряд ли оставили бы.

Следователь слушал молча, с интересом, однако в глазах его читалась настороженность. Нельзя перегибать палку, напомнил себе майор. Иначе его обеспокоенность этим делом может вызвать подозрение.

— Да и разве можно разглядеть кого-то в замочную щель? А еще хорошо запомнить лица преступников в тот момент, когда на твоих глазах убивают отца? Так хорошо, чтобы составить фоторобот? — снова выразил сомнение Калинин.

— Я постараюсь во всем разобраться, — пообещал Виталий Владимирович и натянуто улыбнулся.

— Пожалуйста, не давите на нее, — немного помолчав, все же попросил Калинин, чувствуя, что разговор пора сворачивать. — Понятно же, что в ту ночь она была в таком состоянии, что могла наговорить того, в чем и не уверена вовсе. И если кого и видела там, то издали, мельком, — и без перехода поинтересовался: — Может, назначить ей психологическую экспертизу?