Вы с отцом – альпинисты. «Пусть он в связке с тобой одной. Там поймешь, кто такой». Сражаешься с запеканкой, оттираешь серые хлопья в ванне и к Пасхе разбираешь змеиные углы на антресолях. Пока маме впихивают лекарства в больнице Ганнушкина, избавляешься от ее экспериментов с консервацией. Мамины огурцы взрывались, баклажаны походили на застывшее дерьмо, содержимое нескольких банок установить не удалось. До конца жизни не искоренишь привычку нюхать все, что собираешься съесть.

Вы сидите на кухне, обнявшись. Поете о том, что запомните братство фронтовое. На всю оставшуюся жизнь…

Папа, чокаясь, спрашивает:

– Не предашь меня, Галушка?

Ты выдыхаешь:

– Никогда!

Жить не боишься только когда у него хорошее настроение. С тех времен вы – пампушка и Галушка, отец придумал.

Он балагурит, напевая Высоцкого, и мастерит. Сегодня вы заканчиваете кухонную лавку, обшиваете рейками боковушку. Ты крутишься рядом для того, чтобы подсобить, создать упорину топором, гвоздь подать. Предугадываешь его намерения и подаешь пассатижи, молоток… Папа доволен: мужскую работу ты освоила прилично. Жаль, что не мальчик; главное разочарование отца. Бесцельно угробишь два десятка лет на то, чтобы стать казаком. Сыном славы и воли.

Если пампушка не в духе – сиди в светелке, не высовывайся. Ночью пожрешь, не сдохнешь. У тебя ж сто кэгэ лишнего веса. На вопрос «Чем занимаешься, Галина?» следует крикнуть: «Вышиваю платок!»

Хорошие девочки только и делают, что рукодельничают или читают. Совершенством в папиных глазах является героиня песни «Подари мне платок». Ничего не спрошу, ничего не скажу…

С идеальными женщинами отцу, прямо скажем, не повезло.

Из-за его плохого настроения постоянно тянет в туалет. Страшнее всего, когда бьет словом. Ремень – фигня. Разбор твоей личности заканчивался слезами (ошибка! Плач распаляет отца!). Ты еще не освоила технику владения собой. Хмуро киваешь, мысленно повторяя правописание безударных гласных в корнях слов. От истерики это средство – верняк.

Бер-бир. Мер-мир. Пер-пир…

Мне не больно.

…Вернувшись домой, мама первым делом выкидывает антидепрессанты и берет с тебя клятву никогда не садиться на таблетки.

– Эта гадость способна завалить бегемота!

Кажется, она вернулась в себя: ожесточенные бои с папой переходят в решающую стадию. Тебя делят вместе с другим нажитым имуществом.

Вот бы сбежать из дома! В четырнадцать лет на работу не берут. Даже почтальоном. Ты узнавала. Не собираешься ни с кем из них оставаться. Ненавидишь обоих. Клянешься, что у тебя никогда не будет развода. Если повезет и вообще возьмут замуж. Продолжаешь мечтать о суженом. «Если веришь, сказка оживет!». В школьном дневнике появляются тройки и двойка по поведению. Больше не интересно быть главной пионеркой.

В день развода (пришли из ЗАГСа под ручку, как голубки) ты стащила у матери две начатые пластинки феназепама. Легла на кровать и застыла в ожидании «холодного сна могилы».

Сон был крепким, но иногда долетали клочки странных диалогов. «Театр у микрофона» они, что ли, слушают?

– Алевтина, дай яйцо!

– Рубль с тебя!

– Какой рубль? Они ж по рубль пять – десяток?

– А ты – поди! Купи!

Никто тебя не хватился. Будто в семье дети только и делали, что дрыхли по сорок восемь часов.

В понедельник собиралась в школу озадаченная: может, Бог заменил таблетки на просроченные?

После неудачного суицида наступает апатия. С ней ты и выслушаешь папино решение. Остаешься с ним.

– С матерью ты погибнешь, – твердо говорит отец.

Ты киваешь. Здесь бы сгодился монолог Ларисы из «Бесприданницы».

Вещь… да, вещь! Они правы, я вещь, а не человек…