когда я был солью ещё не пропитан.
Обычные краски, колор, раззевавшийся день.
Ты видишь палитру, а я не уверен,
что вижу. Смотрю на картины и думаю: где
в моей галерее пожарные двери?
2015
Из ниоткуда
Нежданно, резко, броско он появился, как простуда,
мужчина в шляпе старомодной на тыкве без ума,
родился из другой вселенной, скакнул из ниоткуда,
отпочковался от пространства, сгустился как туман,
по льну изящного пейзажа разлился чёрной кляксой,
сорочку дня борщом забрызгал, влепил судьбе ремня,
нескладный, дикий, безобразный, как в снегоступах аксель,
возник, взорвался, всплыл подлодкой, и врезался в меня.
Я падал долго, истерично, асфальт собой морщиня,
продукты мялись, разбивалась бутылочка пивка.
Проклятья шляпу не догнали, повисли, ведь мужчина
удрал внезапно в те глубины, где прятался века.
2015
Дядя Дима в понедельник не проснулся
Дядя Дима в понедельник не проснулся,
не поднялся мумией с постели,
не побрёл уныло в душ с обидой скунса,
и не проклял этот день недели.
Дядя Дима не налил спросонья чаю,
на горбушку бросив пару шпротин.
Так и сяк рассудок песней выручая,
не разбавил мерзость подворотен.
А во вторник растревожится застенье,
ведь сосед отнюдь не ради денег
прописал в своей однушке воскресенье,
в дураках оставив понедельник.
2013
Протолицо
Ты когда-нибудь видел человека с протолицом?
У него нет ни глаз, ни носа, даже ниточки рта —
будто ластиком стёрто, будто выровнено спецом —
пластиком. Неприятно вытаращилась пустота.
Как ему жить среди мимически активных людей?
Мимикрировать в цепком городе куда проще сёл,
знаешь, что он устроил? Как пернатых ловит котей,
так он ловит улыбки, взглядики, гримасы, и всё
экономно расходует для выживания и
размножения. Выдумай его подобий толпу;
на фундамент наклеены улыбки, мыслей огни
мельтешат в присобаченных глазах, барханы на лбу.
Тусклым вечером прячут плоскость от ненужных рубцов
и укладывают свои трофеи для новых драм.
Ты когда-нибудь видел человека с протолицом?
А я вижу его пустыню в зеркале по утрам.
2015
Запуски воздушного змея
Шея растягивается подобно гофрированному шлангу —
в очередной раз отпускаю голову-змея в облака.
Тело, опутанное клубком информаций, немного жалко,
оно, родное как троллейбус, терпит мои измены. Пока.
Утром погода ветреная, можно резвиться до стратосферы.
Многие выпустили своих змеев проветриться. Гляжу:
шары, аэростаты, даже спутники на растянутых нервах
дёргаются, на время забывая родительскую жуть.
Бывает, змеи сплетаются в вихре свободы небесно-свежей,
и эта связь прочнее, чем связь туловищ, начавших любить.
Облака выше люстр, но ниже звёзд. Возвращения вниз всё реже
радуют.
Если обрезать нить?
2015
Квартирная рекурсия
Стена в цветастой пижаме задрожала —
должно быть, с той стороны просится ненависть,
и под пижамой, оттенка баклажана
шипит изнанка с надувшимися венами;
в бетонной мякоти, ссорами зачатой,
очнулось нечто, задёргалось в агонии —
стена разверзлась и выглянула чья-то
худая, как леденец, физиономия,
моргнула и, не дождавшись оплеухи,
ушла обратно в бескрайности застенные.
И тихо.
Мухи топочут вислобрюхие,
колдуют на подоконнике растения,
гундосят в гибельной позе занавески —
сквозняк оплывший, на форточки обиженный,
гарцует, мясо пришпоривая мерзко.
Неужто стены улитками разжижены?
Неужто стены чувствительней циновки?!
Тараню лбом и внутрь вглядываюсь, раненный:
в соседней комнате – та же обстановка,
там – я,
минутой ранее.
2015
Испытание чёрной дырой
В зеркале крайне неприятный вид с утра:
над погрузневшими бровями – лоб набухший,
словно бурдюк, а по бокам – пришиты уши.
Пуп на беременном лбу – чёрная дыра,
в поле которой попадает разный хлам: