Прижались друг к дружке, прохладно и клейко.
Над буквами блюдце, свеча.
Мы будем сейчас вызывать человека,
а он будет нам отвечать.
За всё отвечать, а не образы штопать,
и будет к словам бережлив.
Каким стал тот мир? Изменилось ли что-то
с тех пор, как мы дружно ушли?
По-прежнему ли человек не безгрешен?
По-прежнему в пекле интриг?
Сквозь дыры в сознанье, душевные бреши,
увидим его изнутри.
На той стороне то же самое блюдце
готово услышать ответ.
Спешим – голоса наши скоро прольются,
утихнут в осенней листве.
Ты здесь, человек? Или здесь только грёза
с которой погибла Звезда?
Нам нужно задать тебе пару вопросов,
пока ты их нам не задал.

2015

Демонтаж лета

Лики ветров с каждым утром суровей,
шествуют важно по улице Кирова
специалисты по сносу и кровле.
Видимо, лето пора демонтировать.
Многим уже надоела до спазма
некогда свежая полость громадины.
Так оставлять без разбора – опасно;
кое-какие детали украдены,
что-то отпало, прогнило, просело,
вон как её, бедолагу, скорёжило.
День колготится насупленный, серый,
осень бредёт с недовольною рожею,
тычет в конструкцию сабельным пальцем:
– Это откуда такая нелепица?!
Пара спецов начинает копаться
в лете, в котором ещё что-то теплится.
Носится мат впереди инструмента.
Кран многотонный пригнали строители,
и за полдня разобрали всё лето.
Лета – как не было. Словно не видели.

2015

Неопознанный вихляющий объект

Неопознанный вихляющий объект,
состоящий из пульсирующей влаги,
неизящно, как вербовка алчных сект,
провихлял по тем местам, где ходит всякий;
в гастрономе взял какую-то еду,
непривычную ему, без вкуса меди.
Кто-то снял и сразу выложил в ютуб,
кто-то вскрикнул, кто-то даже не заметил.
Он вихлял, играя в чуждую игру,
привыкая понемногу к обстановке,
к необычному набору ног и рук,
веселясь: какой в движеньях он не ловкий.
Подражал бурливым звукам изо рта,
допуская, что быть понятым – нет шанса,
допуская, что две особи из ста
не умеют почкованьем размножаться.
Парк пригубив, как дотошный сомелье
смаковал прозрачный воздух, а не синий,
и пропал. Осталась утром на скамье
оболочка с ретроградной амнезией.

2015

Гражданин

Далече от тихих, ласкающих нор
стоял гражданин в карапузной панаме;
задумчивый, серенький, грустно-непьяный,
невольник устоев и мученик норм.
Елозили люди, паслись каблуки,
несвежего дядю морщиня в шарпея,
а он, от серьёзных прохожих робея,
поигрывал галстуком цвета ирги.
Шпионы при свете не ламп окажись
прочли бы по искрам надежды во взгляде —
мужчина стоял и глазами всех гладил,
забывши внезапно, как жить эту жизнь.
Хотя он и раньше особо не жил,
но всё ж вытворял хоть какие-то действа.
Назад отмотав до бескрайнего детства,
растаял, как тают в песках миражи.

2014

Медсестра

Он живо представил, как в муках родился,
прошёл детский сад, ненавистную школу,
представил детально товарища Колю,
с которым служили под Даугавпилсом,
грызня в институте, женитьба и дети,
заботы, работа, заботы, работа,
две смерти, отсутствие всякой свободы,
позорная пенсия, внуки, вкус меди.
Представил себя, отражённым во внуках,
инфаркт, медсестра его держит за руку,
так море качает изорванный парус.
Представил, что умер. И, не просыпаясь,
по новой рождается в рамках игры,
являясь участником грёз медсестры.

2014

Пожарный выход

Лимонные листья – на серый, сырой тротуар,
косматые тучи с оттенком сирени
взрывают зонты, каким-нибудь Делакруа
глядишь на цвета. Завывают сирены —
добавила красного пара пожарных машин,
и ну разгонять чёрно-белые тромбы
откормленных улиц. Картину бы потормошить,
и вытрясти зелень лужайки, и дом бы.
В подкорке крючками засели: далёкий пейзаж,
этюды из жизни, абстракции быта —
мне эти поделки обидно подсунул торгаш,