Ну, Яша, – оно известно, – романтик. Но удивительно, что романтиками предстают и отцы нашего ордена. И несентиментальные американские евреи, на чьи пожертвования производятся все эти сомнительные исторические разыскания.

Что бы это значило? И что значил тот недавний разговор в «Лицее» с Ной Рувимычем об этих самых коленах? Его фантастическую прозорливость? Или нечто большее?

Между прочим, о Клещатике: грех жаловаться, – первый наш семинар по искусству прошел замечательно. Вот что значит, как говорит мой Костян, – «фильтровать базар». «Договорились с Рувимычем по-хорошему, и, видите, – дядя не стал топить котят», – говорит он. Вообще, – заметно меня зауважал. Да, Ной Рувимыч не стал топить котят, наоборот: тем же днем, как и было обещано, мне позвонила Ниночка, главный менеджер «Глобал-Цивилизейшн», аккуратнейшим образом записала все наши просьбы и нужды, повторяя диктуемое мною журчаще успокаивающим голосом, и – камень упал с моей души… Выяснилось, что ничего мне не надо делать самой: бегать, ехать-договариваться в дом творчества, закупать блокноты-ручки-бумагу-воду… А для всего этого есть ангел небесный, Ниночка… Она-то и свяжется с дирекцией дома творчества, договорится об условиях проживания…

И все прошло, как по маслу, художники были счастливы, работали, не разгибая спин, и десять пронумерованных папок с отличными литографиями пустились в путешествия по самым разным стезям: одна в музей им. Пушкина, другая – на выставку в Словению, третья – в Еврейский музей Нью-Йорка…

Даже Клава, уважительно листая твердые литографские листы, сказал удовлетворенно: – Хорошая папка. Большая. Синяя… Налепи на эту замбуру наш синдикатовский знак, и пусть стоит здесь, у меня в кабинете. Буду показывать всем залетным бездельникам. Хотя они ни черта не понимают в искусстве…

Правда, после семинара я взглянула на представленный к подписи счет за услуги и в ужасе откинулась в кресле: – Нина, позвольте…

Мне позволили самым любезным образом: объяснили каждый пункт, каждую запятую, накрутили проценты, закрутили хвосты…

– Ну что? – спросила Рома, после того как за Ниночкой закрылась дверь.

В голосе ее мне почудилось скрытое торжество. На самом деле, вряд ли она торжествует: она терпеть не может Клещатика, и только на днях жаловалась, что Гройс задыхается в железных лапах Ной Рувимыча, поскольку тот является подрядчиком по организации всех пленумов, форумов, конференций и презентаций еврейских конгрессов, рождаемых Гройсом в деятельных муках. Однако Рома довольна, что Ной Рувимыч меня приручил и тем самым – проучил… Я же в бешенстве… Ну, ладно, думаю я, семинары, особенно профессиональные, – дело нужное, интересное… на них и денег не жалко. Но все эти гоп-со-смыком в кремлевских палатах, все эти на-дерибасовской-пивная с солированием Фиры Ватник на льду… не пройдет! Посмотрим, как он вытянет у меня из-за пазухи кошелек департамента! Не дам ни копейки! Насмерть буду стоять!»

Из «Базы данных обращений в Синдикат».

Департамент Фенечек-Тусовок.

Обращение № 334:


Беспокойный женский голос:

– Я слышала, у вас анализы сдают – как записаться, а? И на какие болезни? Опущение матки годится?

Глава десятая

«Двойная запись – принцип бухучета!»

Существование нашей организации, балансирующей на узеньком мостку между израильской и российской законностью, предполагало известное умение эквилибрировать. Символом, или знаком, или гербом нашим справедливо было бы водрузить две маски античной сцены: одну скорбную, с опущенными углами рта и горестно поднятыми бровями, другую – маску веселого безумства, со щелью рта, растянутой до ушей.