Веки девушки беспокойно подрагивали. Ева говорила:

– Любой человек причиняет страдания. И я выбрала того, от кого буду их принимать, – это ты. Однако… прошу, избавься от Мэвис.

Молчание прорезалось еле доносящимся тиканьем часов. Их переплетающееся в единое дыхание, медленно тянущееся время, безответное ожидание складывались в готовую прорваться дамбу.

– Открой глаза, – томно сглотнув, приказал он.

Ева повиновалась, и Клейман задумчиво прошелся по ее изнуренному лицу.

– Я люблю тебя, – изрек он сладкую ложь.

От нее стало даже больнее. Ева хотела было возразить, но не смогла. Она просто терпела и ждала, когда все закончится.

Дилан принялся целовать ее, касаясь щек и рта; она чувствовала вкус собственных слез. От его шеи пахло амброй, от губ – обыкновенным дешевым табаком. В эту минуту девушка ненавидела себя больше, чем когда бы то ни было.

А затем она почувствовала себя самой никчемной на свете.

Дилан подтолкнул ее к дивану и, когда она на него повалилась, одним движением перевернул на живот. Ева сжала веки, горячие слезы градом посыпались на обивку. Ронан захныкала, почувствовав мужские руки на талии. Прикусила нижнюю губу до крови, когда они стянули штаны и вместе с ними трусы.

Напряженные мышцы окаменели, атрофировались. Девушка заставила себя закрыть глаза, дабы удостовериться в контроле над своим телом, однако страх оказался сильнее всякой самонадеянности. Шелохнись она – и Дилан вновь набросится на нее с кулаками.

(Разве это происходит впервые, Ева?)

– Тише, – скомандовал голос. Девушка в ответ лишь промычала.

Его руки, – нет, все же лапы – хаотично пробежались по коже, взращивая поле мурашек. Они впивались в грудь, в округлые бедра. Пальцы опустились ниже, проникли внутрь, в нежное девичье лоно – и Ева затряслась всем телом.

Она ненавидела себя за то, что чувствовала неимоверную грязь.

Она ненавидела себя за то, что не могла ничего остановить.

Она ненавидела себя за то, как сильно намокло между ног от его действий.

(«Разве можно так просто искоренить то, что было выращено твоими же усилиями?» – вдруг пришло на ум Еве. – «Разве можно запретить телу желать чувствовать любимого человека? тепло, к которому ты невольно привык?»)

Сердцу не прикажешь, а вот отголоски разума еле пробивались сквозь толщи льда с мольбой прекратить этот затянувшийся кошмар. Пробивались, а до ушей не доходили.

Ева беспрерывно плакала – но тихо, пускай и хотелось закричать. Минуты казались часами, и все это растянувшееся до одури время она благодарила бога за то, что не видит лица Дилана.

Торговать телом можно и за любовь, вот только она будет фальшивой и краткосрочной. Когда он наконец взял ее силой, Ева мысленно договорилась с собой, что покончит с ним, если Мэвис не сгинет.

Ева не могла уснуть – ворочалась в постели, пока не решила скоротать время, расхаживая взад-вперед по гостиной. Ее тело дрожало от спазмов, но она продолжала двигаться, будто это могло помочь забыть произошедшее.

Дилан же, в свою очередь, погрузился в объятия Морфея. По-издевательски быстро, ненапряжно.

Девушка медленно поплелась к рабочему столу. Включила настольную лампу. Прерывистое освещение мягко, эфирно обволокло пространство. Дилан недовольно хмыкнул и, не просыпаясь, повернулся на другой бок. Ева лишь закатила глаза.

Его голову позолотили рыжие блики – волосы парня могли обжечь нечаянно брошенный взгляд. И пускай в ту секунду Ронан проклинала его последними словами, она же опасалась и думать, что теперь самое время с ним расстаться.

Так было нужно. Ева давно вышла из детского возраста, потому прекрасно отдавала себе отчет в том, что Мэвис никуда не исчезнет. Дилан не усидит на двух стульях. После вереницы истошных просьб выбрать только ее, Еву, Клейман и подавно наплюет на нее с высокой колокольни. Манипуляции продолжатся – только теперь он начнет метаться от одной к другой. Что бы она ни попросила, Дилан сделает ровным счетом наоборот. Впрочем, это вполне привычное для него поведение.