Я едва могу стоять на ногах. Эван поддерживает меня, и, наверное, без этого я бы рухнула на груду одолженных у Зои, оскверненных вещей.

Положение никак нельзя назвать удобным. Я упираюсь в стекло. Стою – из чистого упрямства.

Я не имею права лишить гребаного сталкера такого зрелища!

Смотри, ублюдок – мстительно думаю я. Смотри, как твоя пресвятая Зои приводит домой первого встречного, чтобы отдаться ему у окна. У всех – у тебя – на виду. Будто это окно – сцена или экран в кинотеатре, а заснеженный лес – зрительный зал.

У тебя билеты в первый ряд.

Надеюсь, ты не забыл дома свой дурацкий бинокль.

Надеюсь, что ты сейчас там.

Злость и страсть смешиваются в моем одуревшем мозгу. Я кончаю, рычу и ударяю кулаком по стеклу, как делала это в том жутком бункере.

Ноги все-таки подгибаются. Эван не позволяет мне упасть и прижимает спиной к своей груди. Ткань его пальто жесткая и грубая, она раздражает мою обнаженную кожу. Мне обидно, что он не соизволил раздеться, пока я светила своей наготой на весь лес.

Теперь меня душит неловкость и мне хочется побыстрее одеться. Не удивлюсь, если Эван тоже сейчас побежит за своим шарфом, чтобы замотаться в него. Нежности и посткоитальные объятия – для других. Мы не смотрим друг на друга. Хорошо, что на мне парик и хоть его растрепавшиеся пряди создают некоторую иллюзию отчужденности.

Я в ужасе – честно говоря, я заигралась, изображая свою раскрепощенную подругу.

Не в моих правилах спать с первым встречным. Я никогда прежде этого не делала. Мне чудовищно стыдно. Стыдно, что я не могу в этом признаться. Ведь Эван, вероятно, теперь добавил к моему досье еще некоторые нелицеприятные детали – не только пропойца, но и шлюха. Мне повезло, что я не допилась до откровений – еще бы поведала ему о своих гадких делишках с Брэдом, чтобы окончательно упасть в его глазах.

Но в Эване есть какое-то благородство, которое меня и зацепило с самого начала. Он не уходит, а поднимает шубу Зои и закутывает меня в нее. Очень вовремя – я уже начинаю замерзать и трястись от холода. Он провожает меня до дивана и усаживает на него, будто я какая-то немощная старушка. Мне действительно трудно идти.

Я тону в мягкости шубы, прижимаю колени в груди и утыкаюсь в них лбом. Так я могу незаметно наблюдать, как Эван наматывает шарф обратно. Привычным, заученным движением, из чего я заключаю, что это – его каждодневный ритуал.

Мне все равно не хватает смелости спросить, зачем он это делает. Я же видела его лицо, пусть и в темноте. С ним все нормально. Как мне показалось.

– Теперь ты уедешь? – вырывается у меня.

– Нет, – говорит он. Он садится рядом, берет одну из декоративных подушек, и манит меня к себе поближе, – я же обещал, что останусь до утра.

Я не знаю, что сказать. Мне хочется расплакаться от благодарности. Это трогательно.

Мне больно, что я все испортила, выдавая себя за человека, которым не являюсь. Я чувствую, что с этим мужчиной и правда могло получиться что-то стоящее. Но время нельзя вернуть назад.

Сегодня я – чертова Зои Рид. Она легко может переспать с незнакомцем, зная, что они больше никогда не встретятся. Не отравляя себя сожалениями. Не обвиняя себя во всех смертных грехах и порочности библейской блудницы. А потом вернуться к Брэду и фантазиям об идеальной свадьбе с ним.

Все это не важно.

По-настоящему Зои принадлежит лишь одному человеку.

Мне.

Сейчас.

Я сплю сладко как младенец, если эта метафора уместна, учитывая, что младенцы невинны и им не снится всякая похабщина.

Меня успокаивает тепло чужого тела поблизости и ласковые пальцы, перебирающие запутанные пряди парика. Накануне я оценила ловкость этих рук по достоинству. И теперь не могу думать ни о чем другом, хотя просто дремать рядом тоже приятно. Я давно не испытывала такого умиротворения. Мне кажется, что я в безопасности. Это полный абсурд – у меня нет причины доверять Эвану. Он вполне может оказаться очередным маньяком, который прикончит меня во сне.