Я делаю глоток виски. За себя. И за Зои с ее отвергнутыми чувствами. За ее мечты о счастливом браке и толпе детишек, бегающих по этому дому.

– До утра много времени, – напоминаю я и резко перескакиваю на «ты», – а ты обещал не оставлять меня тут одну в темноте. Или жена потом устроит скандал?

– У меня нет жены, – говорит Эван.

Я тянусь, чтобы чокнуться с ним, а сама украдкой жду, будет ли он приспускать шарф, чтобы выпить. Он этого не делает, а покачивает бокал в руке и смотрит через него на пламя свечи. Жидкость вспыхивает расплавленным золотом.

– За это нужно выпить, – заявляю я и корчу гримаску, – или… подожди. Девушка?

Я нервничаю. От этого кожа головы под париком нещадно зудит, но я не могу почесаться. Это слишком подозрительно. Нельзя. Как бы мне не хотелось поправить шпильки, которыми парик приколот к специальной шапочке, да и в целом чуть сдвинуть его назад, а то он скоро совсем сползет мне на глаза. Я стану похожа на болонку или старого рокера, а не на Зои.

– Нет.

– Поэтому ты болтаешься ночью по городу и подбираешь девиц, валяющихся в снегу? – ехидничаю я.

– Я работаю неподалеку, – отвечает Эван.

– А кем ты работаешь?

– Это допрос? – разноцветные глаза смотрят хитро. Мне это нравится, но я умею понимать намеки. Он не хочет говорить. Окей. Я утыкаюсь носом в бокал, делаю щедрый глоток, и боковым зрением замечаю, что он все-таки тоже пьет. Край шарфа мгновенно закрывает лицо обратно. Я все проглядела.

– Ну… я же сказала, кем я работаю, – чуть обиженно замечаю я, – это не секрет.

– Я тебя не спрашивал, – говорит он, и голос звучит словно осуждающе, – это была твоя инициатива, – он понимает, что перегнул палку и идет на попятную, – ладно. Это не моя постоянная работа, а так… подработка.

– И в чем она заключается?

– Ничего интересного. Посидеть за пультом на концерте, – а мне вот это кажется очень интересным. Я взволнованно ерзаю на месте.

– Ты диджей?

– Нет, звукорежиссер.

Везет же мне на людей, работающих в этой индустрии!

– Ого! – я чуть не рассказываю, что у меня в Нью-Йорке есть знакомый музыкант, и благодаря ему – целая куча других знакомых музыкантов и звукачей, пусть большинство из них и не знает, как меня зовут.

Я помню всех – по инстаграму Брэда. Мне же нужно следить, чем он там занимается, когда уходит от Зои, где искать его пропитое или обдолбанное тело, если моя любимая подруга будет волноваться.

Я должна выпить.

Я чувствую взгляд Эвана. Он, наверное, уже сделал обо мне исчерпывающие выводы – подобрал пьяную в сугробе, привез домой, а я тут же снова схватилась за бутылку.

Он это озвучивает.

– У тебя какие-то проблемы с алкоголем? – и пусть вопрос сформулирован довольно тактично, он все равно выводит меня из себя.

Нет у меня никаких проблем. Просто дерьмовая жизнь. А еще я, в отличие от Зои, очень застенчива. Чтобы подкатить к парню, который мне нравится, или только-только начинает нравиться, мне нужно нализаться в слюни. Я могу душить кого-то цепью или драться с маньяком за свою жизнь, но в таких делах я совершенно беспомощна. И слишком социально-неловкая, чтобы в этом признаться.

Не велика беда, что я не видела его лица полностью и под шарфом может скрываться любая неведомая чертовщина. У Эвана красивые, необычные глаза, приятный голос, хорошие манеры. Он, вроде как, совсем не мудак, в отличие от тех, кто попадался мне прежде.

Это многого стоит.

– Все писатели пьют, – заявляю я, вовремя вспомнив, что сегодня я исполняю другую роль. Я прикрываюсь Зои, как щитом. А она, между прочим, пьет куда больше меня. Если бы не она, я, вероятно, вообще вела бы исключительно здоровый образ жизни. Но по трезвости невозможно выслушивать ее пьяные исповеди.