Тогда

Я натягиваю капюшон спального мешка на голову и включаю фонарик. Яркий свет режет глаза, а во рту даже после чистки зубов остался противный кисло-сладкий привкус маршмелоу. Мы готовили его прямо под дождем, накрыв костер тентом, но огонь все время гас, не желая пожирать мокрый хворост.

Маршмелоу обгорели снаружи и покрылись черной, хрустящей корочкой. Я отковыривала ее, и на пальцах сохранилось неприятное ощущение липкости. Зои ела прямо так и испачкала щеку. Я не стала говорить ей, потешаясь с того, как нелепо это выглядит, а она все недоумевала, что меня забавляет.

Она тоже не спит. Я знаю. Я лежу и глупо улыбаюсь, слушая ее дыхание, пока она лишь прикидывается спящей.

В лагере тихо – остальные участники похода уже разбрелись по своим палаткам. Дождь стучит по брезенту. Где-то далеко в лесу кричит ночная птица, может быть сова. Совы меня пугают. В тайне от родителей я смотрела «Твин Пикс» и теперь не жду от этих птиц ничего хорошего. Честно говоря, я мало, что поняла, но в целом мне понравилось. Я люблю всякие жуткие вещи. Люблю, чтобы по спине бежали мурашки.

– Эй, – говорю я шепотом, – спишь?

– Не-а, – откликается Зои. Она шуршит пенкой, пододвигаясь поближе. Я вижу ее лицо в пещерке из спальника. След от горелого маршмелоу пропал, видимо, стерся сам собой, пока она ворочалась. Тусклый свет фонарика делает ее бледной, как привидение.

– Тупой дождь, – сокрушаюсь я, – обычно ночами мы рассказываем страшилки у костра, но он все испортил. Бесит.

– Ничего, – утешает меня Зои, – мы же еще пойдем с тобой в поход, да? Но я послушала бы страшную историю. Расскажешь? Для меня.

– Конечно, – самодовольно заявляю я, хотя, честно говоря, обычно больше слушаю, чем участвую во всеобщем обсуждении.

Ребята заверяют, что истории реальные, но ежу понятно, что все это выдумки. У меня богатая фантазия, я могла бы напридумывать чего-то экстраординарного, если бы хотела. Но мне не нравится быть в центре внимания. Я предпочитаю оставаться в тени. Наблюдать. Подмечать интересные детали. Иногда я делаю заметки в блокноте, если удается найти стоящий материал. У меня специальная коробка для этих блокнотов. И для писем.

Я пересказываю Зои сюжет фильма ужасов, который недавно смотрела на ночевке у другой своей подружки. Зои туда не позвали, она новенькая и не успела влиться в коллектив, да и не внушает доверия. Она слишком красивая. Других девочек это бесит. Только я дала ей шанс. И она благодарна за это.

Она слушает, раскрыв рот. В конце я заявляю, что эта история произошла в нашем районе. Зои охотно верит – она видела тот жуткий старый дом. На мою удачу, наверное, в каждом небольшом городке есть свой жуткий старый дом, окутанный массой легенд и суеверий. Это убеждает Зои в правдивости моих слов.

– А ты? – спрашиваю я, – знаешь какие-нибудь истории?

Зои мотает головой и поправляет кофту, свернутую рулончиком, которую использует вместо подушки. Эту кофту дала ей я. Зои не догадалась взять теплые вещи и запасные носки.

– Нет… – говорит она, – но я могу рассказать тебе кое-что. Тайну. Только поклянись, что никогда никому не скажешь.

– Клянусь.

– Нет, этого мало, – фыркает Зои, – это действительно серьезная тайна. Страшная тайна. Поклянись своей мамой.

– Да блин, – ворчливо тяну я, – ладно, твоя взяла. Клянусь мамой, что никому никогда не скажу. Что там у тебя? Но если какая-то хрень, то я измажу тебя зубной пастой, пока ты будешь спать.

– Это не хрень, – обиженно говорит Зои.

Она выдерживает паузу. Дождь барабанит по скату палатки. Я переворачиваюсь на спину и вожу лучом фонарика по потолку, чтобы убедиться – это дождь, а не вездесущие совы. Мало ли, вдруг им зачем-то вздумается усесться на крышу палатки и нас напугать. В темноте, с этим одиноким лучом, мне кажется, что мы в Черном Вигваме. И в этих местах есть свои старые индейские легенды. Они куда страшнее и увлекательнее, чем глупости, что мои сверстники пересказывают друг другу в походах.