Школьные учителя тоже заметили в нём перемену. Если раньше на уроках он всё-таки проявлял признаки присутствия, то теперь отсутствовал совершенно. Узнав о его одержимости ужасной, «просто демонической музыкой», математичка с ревностным сожалением заметила:

– Подумать только, часами тупо, бездумно выбиваешь дробь на туземных барабанах и глух к той истинной музыке и гармонии, что содержится в математике. Обидно, такая светлая голова и так бездарно пропадает. Ты же обкрадываешь себя! Математика открывает целый мир совершенства, а ты даже не догадываешься, что он существует. Математика как океан: ни переплыть, ни достичь дна. А ведь ты, если бы захотел и не пропускал всё мимо ушей, мог бы быть не просто математиком, а учёным, мог бы постичь невероятную красоту и гармонию математического построения.

Это была не шутка и не грубая лесть симпатизирующей ему училки, а чистая правда. Действительно, математика легко давалась Роме, но он был абсолютно равнодушен к ней и поэтому не считал нужным её изучать. Для этого математику необходимо было бы полюбить. «Вот ещё и математичка привязалась! Хвалит меня, а потом заставляет всякие дурацкие формулы учить. Да если я суть понимаю, мне проще самому вывести формулу, чем её запоминать. Уж лучше бы все махнули на меня рукой и просто не замечали. Какое мне дело, что кто-то влюблён в математику, а кто-то в классическую музыку?» – думал Рома. Можно подумать, что, предпочтя классической музыке и божественной математике какие-то примитивные тамтамы африканских аборигенов, не оправдывая надежд, он мешает им прикасаться к великому.

Напрасно его увещевали, он не собирался ничего менять в себе. В нём горела непреодолимая страсть. Он жил этой идеей.

Идея жила в нём. Проникнув в его сознание, она постепенно стала обрастать материальными атрибутами. Сначала появилась отшлифованная до серебряного блеска октябрятская звёздочка «Ленин маленький с кудрявой головой», цепи, самодельные напульсники с шипами и целый иконостас из значков с кумирами, нацепленных на футболку. Но всё это были лишь мелкие брызги «тяжёлого металла».

Резко отличавшийся от всех внешний облик кумиров, одетых в чёрную кожу, изобилующий множеством клёпок, шипов, длинными волосами, отталкивающий законопослушных граждан, для подростков был притягателен именно своим антуражем, выражающим мужественность, силу, натиск. Ребятам хотелось придумать для своего имиджа тоже что-нибудь «забойное», чтобы эта разница сразу бросалась в глаза. Культ хэви-метал требовал жертв, и, чтобы быть не хуже других, ребята были готовы к ним.

Чёрное кожаное немецкое пальто, чудом сохранившееся с военных лет, по какой-то причине не ставшее вместе с баяном музейным экспонатом, было по-братски разделено на троих.

Старый сапожник, которому ребята решили поручить свой заказ, уговаривал Рому сделать из пальто одну, но приличную куртку. Конечно, иметь настоящую косуху было большим искушением для Ромы, но не могла же его группа носить её по очереди, когда впереди уже маячили выходы на сцену.

Поставив перед сапожником задачу, Рома пояснил, что только ему, такому опытному мастеру, а не обычному портному, они могут доверить столь ответственный заказ. И тот, изо дня в день монотонно латающий башмаки, польщённый доверием будущих рок-звёзд, дивясь такому редкому случаю проявить своё умение, взялся выполнить заказ. В душе он тоже был поэтом. «Вот же, умели раньше кожу обрабатывать. Вот выделка была! По сей день мягкая и прочная». – Качая головой, приступив к работе, он разлоскутил пальто, убрал облупленные куски, стачал некоторые детали грубыми металлическими молниями, налепил побольше клёпок, собрав таким образом три совершенно отпадных жилета. И взял с ребят за работу сущие копейки, то, что смогли наскрести. Жилеты необходимо было дополнить чёрными майками. Их тоже непросто было достать. В те годы майки могли быть белыми, голубыми и даже жёлтыми, но чёрными – никогда. Перекрашивали майки у Ромы, выбрав денёк, когда родителей не было дома. Заляпали всю кухню и потом долго мыли и драили её. Краска – просто зверь, не оттиралась, но майки из смесовой ткани плохо прокрасились, неожиданно вместо насыщенно чёрных получились серо-буро-малиновыми. Такой результат их разочаровал, но не остановил.