Антонов в миг утих.

Какая информация? О чем? Что тот придурок мог ему рассказать?

Он не мог знать наверняка, потому, решил продолжить слушать.

– Ваш классный руководитель, сообщил ему о твоих оценках. Я не имел представления, что ты настолько плохо учишься. Нет. Это еще мягко сказано. Ты – двоечник.

Я – двоечник.

– Понимаешь, сын. – Димитрий крутил в своих руках остаток биты и посматривал на его икру. – Так не делается. Я дал тебе карточку, куда перечисляется четверть моей зарплаты. Не хочу, чтобы ты в чем-то нуждался. А живешь ты в приличном доме, в приличной семье, где просто установлены правила, которые тобой не соблюдаются.

– П… п… – Антонов уже понял, какие его ждут последствия. Острые концы от биты, стали чуточку ближе. Еще. И еще. Пока совсем не прикоснулись в твердой коже.

– Я хочу дать тебе только добра, сын. Ничего больше.

– З… з-знаю… – Антонов больше не слышал себя. Он улетел куда-то вдаль, где нет ничего.

Острые концы прижались к коже. Они медленно и монотонно скребли по коже, погружаясь все глубже и глубже в плоть. А зубы Антонова все сильнее прикусывали губы, из которых уже сочилась кровь.

– Такими темпами, ты не окончишь школу. Не поступишь в институт. И не пойдешь на работу. Престижную. Которую, самолично выберу за тебя.

– Н… но… – Все кончено. Совсем. Надежды не осталось. В его ногу вонзится то, что осталось от любимой биты отца.

– Я – обязан. Я пообещал себе, что накажу тебя. Любой ценой!

– Папа, нет!

– Если останешься на второй год, – рукоятка поднялась чуть выше плеча Димитрия. – То я выгоню тебя из семьи!

Часть биты со свистом опустилась и вонзилась в икру Антонова. Боль в миг разлилась по телу, как будто в него выстрелили из пистолета. Он посмотрел вниз. Белые покрывало и простынь быстро поменяли цвет на темно-красный. Затем, он увидел, как отец снова поднимает рукоятку. Она со скрипом проникла глубже. А для него этот удар выдался адской болью, несоизмеримой ни с чем.

– Вот так, сын. Два – в триметре. Два – удара по икре. Все честно.

– Ах… – Антонов с облегчением вздохнул, нечаянно дернув ногой. Боль моментом разразилась по области удара. А потом, он смотрит на отца, встающего со стула и переворачивающего рукоятку биты.

– А это – за хамство!

Последовал последний удар. От которого Антонов взревел, потеряв один клык. Тот куда-то отлетел.

Родители удалились из его комнаты, не проронив и слова.

Удалился и Антонов с мыслью, что убьет отца.

34

Влад остановился перед заросшей сосновой рощей. На ее окраине скоромно ютились старые дома довоенной постройки. Все они оказались нежилыми. О наличии жизни говорило лишь присутствие облезлого тощего кота, который грел свои косточки на солнце. Дома были совсем ветхими, а крыши прогнившими. Окна были мутные, и сквозь них вряд ли попадал свет. А захлопывающиеся от сквозняков двери, прибавляли мрачности. Гул автомобилей с улицы неподалеку придавал этому злачному месту хоть какое-то оживление со стороны цивилизации и глушили беспокойство, которое так щемило в сердце.

Но не это грызло душу.

Влад беспокойно оглядывался, пока его вынужденный сосед по телу на его руке пыталась обнаружить сородича.

– Иди к дальнему дому. Он стоит перед рощей, – сосредоточенно проговорила левая рука.

Влад прошел к дальнему дому и остановился.

– Поверни направо.

Влад остался стоять. Страх сделал его ноги тяжелыми, будто прилепил их к земле.

– Влад…

– Ладно… – Он трясся от ужаса. Сердце билось с чудовищной силой, а ноги подкашивались.

– Еще десять метров. Кажется, он сейчас ест.

– Что?! – Влад зашагал. Очень медленно. Начала болеть голова.

Он зашел за угол. Он заметил маленького мальчика, сидевшего над выпотрошенным телом взрослого мужчины. Его голова была покрыта черной массой.